Настя вошла в церковь. Подивилась на золоченый иконостас. Затеплила свечку перед образом Божьей Матери. Нет, она не была верующей в полном смысле этого слова. Но, повинуясь голосу крови, искренне любила родную русскую церковь.
Пока Настя, запрокинув голову, любовалась древними иконами в драгоценных ризах, к ней легкой поступью бесшумно приблизилась молоденькая сестричка и, остановившись чуть поодаль, принялась с интересом ее разглядывать.
— Настенька… Дубровина! — вдруг тихо позвала она.
Настя обернулась. Что за чудеса? Откуда эта монахиня, живущая в древнем Иерусалиме, может знать ее имя и фамилию?!
— А ты все такая же… — ласково улыбнулась сестрица. — Глаза васильковые да коса до пояса… Прямо сестрица Аленушка.
Удивленная, Настя подошла ближе и… едва не ахнула от изумления!
— Катя! Литвинова?! — В округлившихся Настиных глазах вспыхнула искренняя радость. Ну, конечно, кто, как не бывшая ее одноклассница, мог помнить Настино школьное прозвище?
— Сестра Серафима, — скромно поправила монахиня. — Я уже второй год здесь. А раньше в Коломне послушание несла. В Свято-Голутвинской обители…
— Нет… Это просто чудеса… Чудеса, да и только! — задыхаясь от волнения, прошептала Настя.
— Чудеса не чудеса, а, стало быть, так угодно Богу, — смахнув со щеки слезу, улыбнулась сестрица…
В тихом монастырском дворике они наспех перемолвились друг с другом о своем житье-бытье. Слово «поболтали» было бы здесь явно неуместно. Настя с удивлением узнала, что девочка, с которой она раньше нередко сидела за одной партой, пережив двадцати лет отроду несчастную любовь, навсегда порвала с миром и ушла в монастырь. Но самое главное — ни разу после не пожалела об этом.
— Эх, Настенька, знала бы ты, какое это счастье — Господу служить. Только им душа полна, только о нем сердце радуется…
Настя до сих пор не могла прийти в себя. Подумать только, Катя Литвинова — и вдруг в монастыре! И где — в Иерусалиме!
— Ну, мне пора, — опустив глаза, со вздохом сказала сестра Серафима. — Не положено нам с мирскими… Матушка игуменья у нас строгая…
— Катя… Милая… — замирая от волнения, с трудом произнесла Настя. — Ты… Ты помолись за меня, грешницу…
И смиренно поцеловала бывшей однокласснице руку.
На следующее утро, проснувшись в своей одинокой каюте на «Розе ветров», Настя долго и неподвижно лежала с открытыми глазами, погруженная в туманный поток бесконечных и противоречивых мыслей.
Кто знает, как сложилась бы теперь ее жизнь, если бы в свое время, на одном из многочисленных перекрестков судьбы, она приняла иное решение?
До сих пор Насте не приходилось судить себя слишком строго. Жизнь такова, какова она есть, как сказал поэт. Но после вчерашней удивительной встречи Настя на многое, очень многое в своей жизни невольно взглянула по-иному.
Ей вдруг стало мучительно стыдно и больно за свои последние годы. За всю фальшь, ложь, неискренность тех семейных отношений, которые она, с горем пополам, считала все же нормальными и всячески искусственно поддерживала, хотя видела совершенно ясно, что эти отношения обречены и готовы рухнуть в любую минуту…
Почему она так долго не желала смириться с очевидным? Почему потворствовала этой унизительной лжи, пленившей ее душу и измотавшей ее тело? Почему всякий раз насильно заставляла себя терпеть — ради чего?!
Конечно, ради Зайки. Девочке нужен был отец. Настя просто не могла допустить, чтобы ее дочь сполна вкусила те душевные муки, которые довелось испытать ей. Ни за что! Уж лучше намертво стиснуть зубы…
К полудню Настя, бледная, измученная грустными мыслями, вышла наконец на верхнюю палубу и остановилась у борта. Как и все на свете, сказка тоже неминуемо должна была кончиться. В завершение маршрута «Роза ветров» держала курс к Лазурному берегу Франции. Оттуда, после однодневной стоянки в Ницце, ей предстояло снова вернуться в Одессу.
Настроение у Насти катастрофически портилось. Ни солнечный простор Средиземного моря, ни голубая чистота необъятного неба, ни смутно синеющие на горизонте тени Пелопонесских гор не могли развеять овладевшей ее сердцем печали. Сама мысль о возвращении в Москву, где низкое лохматое небо вновь придавит к земле ее едва успевшую расправить крылья душу, казалась Насте просто невыносимой. Хотелось броситься за борт или кануть птицей в манящую высоту небес. Но вместо этого Настя рухнула в постель и… заснула мертвецким сном.
Когда Настя понемногу пришла в себя и вышла из каюты, «Роза ветров» простояла в Ницце уже несколько часов.