Андраши сказал уже более спокойно:
— Я ему это говорил. Я заверил его. Но он твердит… он твердит, что вы только орудие в их руках.
Том отошел от них, потрясенный, вне себя от омерзения, и направился к валунам, где лежал Марко. Бора шепнул:
— Он понемножку оживает.
В смутных глазах Марко мелькнула серая тень сознания. Он посмотрел на них и сказал:
— Почему вы еще здесь?
— Черт побери, Марко, мы…
— Оставьте меня и уходите.
— Нет, Марко. Нет! Митя сказал:
— Послушай, Бора. Надо сделать носилки. Возьмем одеяла и пару жердей…
Они решили сделать такие носилки, и Митя пошел вырубить жерди. Марко говорил, не закрывая глаз… На том берегу он никого, кроме Боры, не нашел: никаких следов Кары, в Нешковаце — одни мертвецы. Бора подтвердил:
— Они прошли через Плаву Гору туда и назад, сжигая все. Сжигая… Связные да и я сам… не знаю, как мы спаслись. А теперь снова…
Марко пытался сказать им еще что-то. Они нагнулись к его синим распухшим губам.
— Уходите, — сказал Марко. — Уходите сейчас же. К ним подошел Корнуэлл. Том быстро сообщил ему все, что узнал от Марко и Боры.
— Да, ничего другого нам не остается. Надо перебраться на берег и уходить на юг.
— Уходить — это правильно… — начал Бора и умолк. Том заметил, что он вопросительно прищурился и поглядел на Корнуэлла. — Но нужно решить…
Марко уже закрыл глаза. Но он еще был в сознании — его пальцы впивались в землю рядом с одеялом.
— Верно, Бора. Мне надо было самому. Но я не мог.
— Нельзя же взять их с собой, — сказал Бора.
— Да. Ты должен сделать это сейчас. Прости, что я перекладываю это на тебя.
Подошел Митя, неся длинное прямое деревцо, которое он срубил за прогалиной. Бора сказал ему:
— Мы прикончим их сейчас. Наступило молчание. Они ждали.
— Нет! — крикнул Корнуэлл. Митя спросил:
— Я понимаю, но как же мы возьмем их с собой? Связи нет, и неизвестно…
— Так оставьте их тут. Свяжите, заткните им рты кляпом, если хотите. Их найдут.
— И пусть они все расскажут? — возразил Бора.
— А что они могут рассказать?
Бора сказал напряженно — его маленький крючковатый нос блестел от пота:
— Они могут рассказать, что мы несем раненого. Что мы переправились в лодке на Плаву Гору.
Издалека, из чуждого им мира, к ним прорвался голос Марко:
— Они могут рассказать, что с нами идут ваши друзья.
— Да, — решительно заявил Бора. — И через час-другой за нами бросится весь илокский гарнизон.
— Вы не можете взять их с собой, — безжалостно звучал голос Марко. — И меня тоже. Добейте меня.
— Мы тебя не бросим. Корнуэлл сказал:
— Обсуждать нечего, слышите? Мы берем их с собой,
— А если за нами будут гнаться? Сторожить четверых и одного нести? — Бора попятился от них, неуклюжий великан. — Нет, я прикончу этих двух. Ничего другого не остается, черт побери.
— Ну, так вам придется прикончить и меня. Они стояли друг против друга, оцепенев.
Том втиснулся между ними. Корнуэлл говорил:
— Я не позволю. Я не позволю.
Он словно в забытьи махал ладонями перед лицом. Том сжал его запястья и уперся плечом в широкую грудь Боры.
Внезапно их охватил стыд…
Глава 7
Они отправились почти сразу же. Только Том отнес передатчик на мыс и бросил в Дунай.
— Больше я его не потащу, — сказал он Мите. — Нужно нести винтовку. Да и вообще он весь отсырел.
В любом случае со всеми дискуссиями покончено. Он чуть было не потер руки от облегчения. Но когда Корнуэлл закричал ему в ухо: «Боже милостивый, зачем?», он ничего не сумел объяснить.
— Да вы с ума сошли!
Казалось, Корнуэлл вот-вот сорвется.
— А зачем он нам теперь?
Однако Корнуэлл как-то странно, даже виновато, умолк и, не сказав того, что, видимо, собирался сказать, пошел к лодке.
Они отчалили очень осторожно, потому что лодка была небольшой и узкой. Том стоял с Митей в воде и придерживал лодку, пока остальные укладывали Марко на дно и забирались в нее сами. Они сели, тесно прижавшись друг к другу: офицер в щегольской фуражке, которую он умудрился подобрать, навалился на своего солдата с одной стороны, а Бора — с другой. Выглядело все это нелепо. Андраши вдруг расхохотался. Они с удивлением посмотрели на него.
— Все вместе в одной лодке, так ведь гласит английская пословица? — сказал он.
Никто не засмеялся.
— Садись, Никола, и начинай грести.