Неужели из-за этого его убили? Как бы то ни было, с первых же страниц ясно, что у Половцева были антисоветские настроения. Попади эта писанина в особый отдел — и было бы по-настоящему плохо.
Но что — убили из-за этого?
Бред какой-то. Из-за такого стучат в особый отдел, отдают под офицерский суд чести — но не убивают.
Николай продолжил изыскания. Еще в тайнике лежал офицерский портплед. Там могло быть все что угодно, в том числе и совершенно секретные документы — но там как оказалось лежал пистолет. В кобуре, Вальтер ППК послевоенного выпуска. Обычный ГДРовский офицерский пистолет, судя по обработке поверхностей — штучный, подарочный, но дарственной таблички нет…
Магазин был полон. И — все, больше ничего не было. Ножом он попытался проверить, нет ли еще одного тайника, тайника в тайнике, так сказать. Не было ничего.
Пистолет здесь зачем? Если его подарили — можно было хранить в штабе, в столе или сейфе, никто слова бы не сказал? Зачем его прятать?
Забрав все что было, Николай сначала закрыл и замаскировал тайник, потом прикрыл и бокс. Подумал взять велосипед для передвижения по городу — но он был сломан.
В подъезде было так же темно, сухо и пыльно. Он приоткрыл дверь на улицу, прислушался… никого и ничего. Подумал — надо так или иначе выйти на связь с полковником Басиным, передать дневник и рассказать о том, чему был свидетелем. Сам он ничего не поймет и ни в чем не разберется… ничего не понятно…
— Руки вверх!
Николай замер. Сказано было по-русски, но по акценту — немец. Немцам никогда не удавалось избавиться от акцента до конца.
— У меня в сумке хрупкая вещь — сказал он — сумка упадет, вещь разобьется
Немец завис, потом решительно сказал
— Дай сумку сюда!
…
Это было ошибкой — потому что по шагам Николай определил и местоположение и расстояние до врага — а через две секунды он лежал на земле без сознания…
Обыскав карманы, Николай нашел какое-то удостоверение и бумажник — очень кстати в его ситуации. Подобрав пистолет и сунув его в карман вдобавок к уже имеющемуся — он пошел прочь от дома…
— Эй!
Он ускорил шаг.
— Эй, подожди! Русский, подожди, эй!
Немец догонял его, придерживая разбитый нос. Николаю вдруг стало понятно все безумие этой сцены — почему этот немец один, где все остальные? Никогда, ни при каких условиях задержание не проводит один человек — должно быть хотя бы двое.
— Русский, подожди!
Николай остановился.
— Тебе мало?
— Подожди. Ты русский солдат, который возил тех женщин. Жену генерала.
Стало интересно.
— Кто ты такой? Что тебе нужно?
— Ханс Грезе, меня зовут капитан Ханс Грезе.
— Никогда про тебя не слышал.
— Моего начальника арестовали, я в розыске. Если не хочешь попасть в застенки, русский, иди за мной. Я знаю тихое место, где можно поговорить…
…
— Верь мне, русский, там никто не найдет.
— Это далеко?
— Это совсем рядом
…
Дорожный люк, расположенный не на дороге, а в тихом немецком дворе сыто лязгнул, отсекая их от мира людей и открывая мир подземелья. Вниз — вел люк и старые скобы, вбитые в потрескавшийся от времени бетон. Чем дальше они спускались, тем больше чувствовалось подземелье — жара, духота, едва уловимый запах нечистот и железа…
Наконец ноги коснулись твердого — они спустились вниз не меньше чем на десять метров.
Немец чем-то побрякал — и темноту пронзил луч фонаря.
— Иди за мной.
— Куда мы идем?
— Это U-бан, метрополитен. Здесь полно мест, где можно спрятаться и никто не найдет. В некоторых местах можно даже перейти на ту сторону если знать как. Я начинал в отряде по охране подземных коммуникаций, всё здесь знаю.
— Здорово, — оценил Николай. — А идти долго?
— Минут двадцать…
…
Немецкий U-bahn не был похож на советский — он был куда ближе к земле и напоминал, скорее, подземную железную дорогу, нежели метро в советском его понимании. Его начали строить в 1902 году, когда Сименс придумал вагоны на электрической тяге. Ничего необычного — неглубокие станции как в Будапеште или Нью-Йорке, грохочущие поезда желтого цвета. Говорили, что некоторые станции проектировали так, чтобы туда могли при затоплении пройти подводные лодки, спасать фюрера, что была ветка длиной сто семьдесят километров до самого Киля — но это была, конечно же, ерунда. Ничего такого после войны не обнаружили…
Уверенно ведущий их немец толкнул дверь; и они оказались в небольшой, со стенами из бетона комнате, в которой была примитивная мебель, лежак, какие-то ящики. Немец поджег спиртовку, поставил на огонь небольшой чайник.