– Достаточно! Всем спать! Спать глубоко!
В эту ночь я не сомкнул глаз. Я сидел в тёмной и холодной комнате, обдумывая различные варианты выхода из сложившейся ситуации. Ночью объявляли две воздушные тревоги, слышалась долгая и бесконечная стрельба зениток, потом под утро начался артиллерийский обстрел. Взрывы раздавались совсем близко, в районе Васильевского острова, а здесь от взрывной волны на голову сыпалась штукатурка и дребезжали стёкла. Шум и грохот стоял такой, что я уже начал думать, что мои подопечные выйдут из транса и проснутся, но Бог миловал. Конечно, можно было бы взять со стола револьвер Булькина и, сделав три выстрела, разом решить все вопросы, но моральная сторона этого поступка не позволяла мне пойти на это. Ладно если бы это было в бою, а так стрелять в безоружных, да ещё в находящихся под гипнозом людей было негуманно и не по-человечески.
Когда сквозь плотные шторы светомаскировки начали пробиваться первые лучи нового дня, у меня в голове созрел план действий.
Я осмотрел карманы близнецов и извлёк оттуда два заряженных нагана. В нагрудном кармане Белого, кроме этого, была спрятана удавка, изготовленная из струны. Никаких документов при них не было. «Странно, – подумал я, – неужели они всё время так ходили по городу?» Найденное оружие я разрядил и спрятал в платяном шкафу соседней комнаты. Не выводя близнецов из состояния гипнотического сна, я внушил им, что с этого момента они навсегда забыли русский язык, а также цель своего задания. Я методично уничтожил в их памяти всё, что так или иначе могло вывести на меня и Чистякова, а также на спрятанный под землёй клад. Затем я внушил им, что они проснутся только после того, как кто-то другой, а не я, заговорит с ними. Потом я занялся Булькиным. Я заставил его написать признательное письмо о совершённом убийстве майора Красной армии и о его связях с фашистскими диверсантами, а также о краже культурных ценностей из музеев города. Кроме того, я продиктовал Булькину фамилию и место службы резидента немецкой разведки в Смольном, и информацию о том, что группа немецких диверсантов в количестве шести человек будет находиться в Александро-Невской лавре 20 апреля в 15 часов. Проснуться он должен будет только после того, как получит удар по лицу.
Когда я уже хотел идти сопровождать Булькина в милицию, меня осенило!!! Я же не прочитал тот злосчастный документ с красной печатью. Быстро сорвав с убитого шинель, я достал из его нагрудного кармана сложенный вчетверо листок и начал читать.
«Предъявитель сего документа, майор Иванов А. О., выполняет личное, особо ответственное задание Народного Комиссара Внутренних Дел. Всем командирам частей и соединений, а также всем руководителям Советской власти на местах оказывать ему всестороннюю и исчерпывающую помощь».
Поверх подписи стояла большая красная печать наркомата.
Времени на дальнейшие размышления не было. Я положил документ назад, назвал Булькину адрес отделения милиции, куда он должен пойти и сдаться. Мне же осталось незаметно последовать за ним и убедиться, что он полностью выполнил мою установку.
Булькин шёл заплетающейся походкой, и со стороны казалось, что он вот-вот упадёт. Но ничего неожиданного не произошло, и через полчаса мы добрались до цели. Самуил Маркович скрылся в дверях отделения, а я остался наблюдать за тем, как будут развиваться события дальше. Прошло не меньше часа, прежде чем в дверях показался со связанными сзади руками Булькин с огромным синяком под левым глазом, конвоируемый двумя милиционерами. Он кричал о творимом произволе со стороны милиции в отношении старого и больного человека, но один сильный и увесистый удар приклада ружья в спину вернул его в существующую реальность. Он жалобно заскулил и заплакал. Через какое-то время в дверном проёме показалась фигура Гаврилова, и вся процессия тронулась в направлении квартиры неудавшегося коллекционера живописи…
Глава 10. Преображение
Извечный русский вопрос «Что делать?» застал меня врасплох. Вроде бы я и сдал этих проклятых немецких агентов вместе с Булькиным в милицию, но какого-то морального удовлетворения от всего этого я не получил. Во-первых, получалось, что я сбежал с завода, чтобы помогать фашистам искать клады недобитых в революцию буржуев. Во-вторых, в свете произошедших событий меня можно было считать пособником немецко-фашистских оккупантов, которых по закону военного времени расстреливали на месте. В-третьих, у меня на руках были поддельные документы на фамилию Иванова, отсутствовала какая-либо правдивая легенда моего существования до начала войны, в частности: откуда я взялся, кто мои родители, где я жил, где учился и ещё много-много другого, на что я не смогу дать ответ. Поэтому мне надо было срочно и очень серьёзно обдумать сложившуюся ситуацию. И я решил на какое-то время уйти в подземелье, чтобы там привести свои мысли в порядок.