— Почему вахтер запомнил столь точно — через два часа?
— Разговорились они. Камалов сам пожаловался, мол, работы по горло. Лишних два часа торчал после смены. Учет, переучет. Вахтер попросил у завскладом электроплитку для своей конторки. Он говорит, Камалов выглядел как-то странно. Глаза блуждающие, на лбу испарина, толстяк ступал тяжело, еле-еле. Пожаловался, что заболел. Он вообще от природы полный, толстый даже, а тут еще прихворнул.
— Плитку вахтеру дал? — Махмудов встал, прошелся по кабинету.
— В том-то к дело, что на другой день тот посмотрел на явившегося к нему на склад вахтера как на ненормального. Словно память Камалову отшибло.
— Камалов и сегодня на работу не явился, — угрюмо произнес Васюков. — Говорят, заболел.
— Что ваши люди, майор? — Махмудов повернулся к Рахимову.
— У Камалова все закрыто. За домом установлено наблюдение.
— Вот вы, братья Аяксы, и навестите болящего.
Дом Камалова, большой, кирпичный, под железной крышей, выделялся на тихой улочке. Ворота и калитка были на запорах.
— Не будем же стоять здесь как истуканы, перелезем, — предложил капитан.
— Не солидно как-то, — поежился Рахимов. — Ну да делать нечего...
Рахимов и Васюков перемахнули через ограду и очутились в саду. Бетонная дорожка вела к крыльцу. На входной двери висел массивный амбарный замок.
— Со склада спер! — гоготнул тихонько Васюков.
Обошли вокруг дома. Рахимов осторожно заглянул в окно... Ничего не видать. Занавески задернуты наглухо. Майор потрогал раму — створки окна с тихим скрипом разошлись.
— Неладное что-то! — шепнул другу Васюков. — Постой, куда! — вновь зашептал капитан. — Санкции на обыск у нас нет.
— Знаю.
Икрам пододвинул к окну лежащий под развесистой яблоней ящик, встал на него...
— Ну, что?
— Посмотри сам, Дима.
С трудом удерживаясь на зыбком, шатающемся ящике, Васюков ухватился за подоконник и заглянул в окно.
— Неужели опоздали?! — вырвалось у него.
В дальней от окна комнате на ковре лежал человек. Голова неестественно закинута, правая рука подвернута под спину, ноги скорчены. Тут же, на ковре, — поднос с бутылками и снедью.
— Дела-а-а... — Протянул Васюков, спрыгнув с ящика на землю.
— Немедленно пригласить соседей в качестве понятых, передать по рации полковнику... — Помолчав, Рахимов произнес сокрушенно: — Вот ведь как иногда получается.
Майор, осторожно ступая по ковровым дорожкам, первым вошел в дом. Камалов лежал в той же немыслимой позе. По его серому, безжизненному лицу, по губам разгуливали мухи.
— Неужто убили?! — всплеснула руками соседка, приглашенная в качестве понятой.
Но тут «мертвец» вдруг хлопнул себя левой рукой по щеке, пробормотал что-то нечленораздельное и, повернувшись на бок, оглушительно захрапел. С ним произошла какая-то перемена: то он лежал, словно труп, не шелохнувшись и вроде бы и не дыша, а сейчас подергивался, прерывая храп поскуливанием: ему, наверно, мерещился пьяный кошмар.
— У, алкаш поганый! — возмутилась соседка. — А вчера жаловался мне, дескать, больной, хворый, на работу не пойдет. Потом глянула — на дверях замок. Ну, думаю, все же пошел на работу. Еще пожалела: вот как за дело болеет, хворый ушел.
В это время Камалов открыл глаза и дико посмотрел на непрошеных гостей. Полное лицо его перекосила гримаса ужаса.
— Не-не надо... Не надо меня у-у-убивать!!
— Успокойтесь, Камалов. У вас в гостях уголовный розыск. Признаться, именно мы-то и опасались, что с вами приключилось несчастье. Вы уж извините нас, Камалов, за невольное вторжение.
Толстяк сидел на ковре и хлопал глазами. И вдруг, спрятав голову между колен, зарыдал, запричитал быстро-быстро, так, что невозможно было ничего понять.
За этими всхлипами оперативники едва расслышали шум подъехавшей машины — прибыл Махмудов. Ему не пришлось перелезать через ограду, так как ворота и калитка были уже открыты. Васюков и Рахимов, принявшие хозяина дома за убитого, взломали замки.
Полковник обежал комнату быстрым взглядом. Обстановка дорогая, но все выглядело как-то безвкусно, неуютно, как в плохоньком комиссионном магазине.
«Живет, конечно же, не на зарплату», — сделал вывод полковник. И тут же обратился к хозяину дома: