— Товарищ полковник, — не выдержал Васюков. — А что, если с обыском к Валентине? Вдруг да повезет! Смелость города берет!
— Не следует путать смелость с глупостью, — бросил реплику Рахимов. — Обыскали — и ничего не нашли. Что тогда?
— Прокурор, давший санкцию на обыск и арест Волковой, будет в восторге, — полковник не без юмора глянул на сконфузившегося Диму. — А что же, в самом деле, теперь нам делать, а?.. Валя! Всем ею заниматься. Наверняка пресловутый «третий» уже ищет с ней встреч, контактов. Может быть, он не сам к ней отправится. Осторожный дьявол. Возможно, найдет связного. Впрочем, опять же, зачем ему лишний соучастник?.. И самому ему удобнее выведать местонахождение золота. Не исключено, что он прибегнет к угрозе оружием, чтобы запугать девушку. Но может статься, что Валентина эта — прямая сообщница Мансурова. Сложная ситуация. Но я, друзья, на вас надеюсь.
— Постараемся, Фарид Абдурахманович, — улыбнулся Васюков.
— Как только к нашей девице начнет подкатываться ухажер, мы его тут же цап-царап! — заключил Рахимов.
Пришла очередь ядовито улыбаться Васюкову, ибо полковник укоризненно покачал головой.
— Ай-яй-яй!.. Не ожидал от тебя такой накладки. Что же получается? Девушка красивая, эффектная. Мало ли кто может захотеть познакомиться с ней. Такой, как маляр-студент, скажем. А его за это под белы руки?.. И если даже сам «третий» пожалует. Взяли мы его... А дальше? Какие у нас против него улики? Никаких! Абсолютно! Даже на бумаге, что мы изъяли у гравера, отпечатки пальцев лишь мастера-говоруна. Нет у нас доказательств участия в преступлении таинственного главаря. А доказательства должны быть. Всенепременно. Иначе грош цена всей нашей работе.
XI
— Товарищ полковник, — доложил лейтенант Пименов, руководитель группы наблюдения, — объект вышел из парикмахерской, следует по улице. За ней идет, нагоняя, мужчина лет тридцати. Они останавливаются. Беседуют.
— Опишите мужчину.
— Высокий, поджарый, одет в вельветовые брюки бежевого цвета и в джинсовой рубашке супер-люкс. Темные солнцезащитные очки.
— Не можете сказать, зачем он ее догнал?
— Судя по поведению обоих, они разговаривают впервые. Думается, мужчина заводит с ней знакомство. Она вроде бы попыталась уйти... Он что-то говорит ей... Она смеется. Оба смеются. Теперь пошли вместе. Продолжаю наблюдение... Постараюсь подойти поближе...
— Вы ходите за мной второй день, — произнесла Валентина. — Я это еще вчера заметила. Что вы хотите?
— Я бы хотел видеть вас сидящей напротив меня где-нибудь в уютном месте. Ну, скажем, в «Бахоре». Можете вы поверить в искренние чувства с первого взгляда?.. Прошу вас, зайдемте, посидим.
— Вы приглашаете меня в ресторан? Так. Затем мы будем танцевать, потом вы позовете меня к себе под «честное благородное слово» слушать хорошую музыку и пить растворимый кофе.
— Растворимый кофе не в моем вкусе, я предпочитаю натуральный.
— А я предпочитаю ночевать в своей постели.
— Вы заметили, что я несколько иначе ставлю вопрос. Я просто хочу есть, и вы — хотите тоже.
— Послушайте, это мое личное дело!
— Питание — не личное дело. Кто же пройдет мимо, если рядом голодает ребенок?
— Где вы видите ребенка? А, это я, что ли?
— А разве нет? Давайте так, если вас сейчас впустят вместе со мною в «Бахор» — значит, вы достаточно взрослая особа.
— Ох и хитрый же вы!
— Я не хитрый, — я голодный. И вы — тоже. Если мы будем спорить и дальше, нам просто не достанется места. Смотрите, сколько желающих, — кивнул он в сторону людей, выходящих из автобуса, прибывшего на конечную остановку.
— Только учтите, я человек невеселый. Могу испортить вам аппетит и настроение.
— Ничего не может испортить аппетит мужчине! Тем более присутствие красивой женщины.
— Однако... Красноречие ваше, хотя и не цицероновское, но вроде бы искреннее.
— Не красноречие это, нет! Это душа моя...
— Они вошли в ресторан, — доложил Пименов. — Всё.
Махмудов отошел от пульта связи.
— Хотел бы я знать, о чем они сейчас говорят, — молвил Васюков.
Полковник усмехнулся:
— О чем говорят молодые люди, симпатичные друг другу?
— А я откуда знаю? — Дмитрий надул губы. — С такой работой, как у нас, не очень-то поговоришь с девушкой. Чувствую: быть мне старым холостяком. Вам хорошо, вы еще в институте женились. А я помру бобылем. Ни свет ни заря — уже поднимают по тревоге!