— Я, Самсон, о честном деле толкую. Слышал, наверное, грабанули на нашем заводе золотишко. А без него заводу зарез. Беда прямо-таки. У нас там поговаривают — новое пришлют сырье-то это рыжее. А вдруг не пришлют? Волнуются работяги. Разве ж мы когда с тобой трудовой народ наказывали? Да ни в жизнь!.. Нэпманов щупали, всяких подпольных богачей, а трудягу — ни в жизнь!
— Это факт! — Лисовский разлил по чашкам чай. — Я, собственно, почему золотишком занимался? Это ж не хлеб, не мануфактура, без которых человеку никак не жить. Золотишко — баловство. У кого есть много, тот с жиру бесится. Такого и наказать не грех.
— Скажи по совести, Самсон, не приходил ли кто к тебе, как к спецу по переплавке золота?.. Ну, значит, помочь сделать что-то?
— Не, Степа, не приходил. Разве что иной раз золотые часы принесут в починку. Да и то редко. Не любят нынче золотые почему-то.
— Ты не крути. Я не о том. Переплавить золото — уметь надо. За этим никто не захаживал?
Золотых дел мастер испытующе посмотрел на старого приятеля. Поправил на носу старомодные очки. Помолчав, сказал не без гордости:
— А я его послал куда подальше. Взял и сказал: «Пошел-ка ты!..»
Савельев вытащил из кармана фотографию:
— Не этот?
— О! Да, я смотрю, ты, Степ, легавым стал.
Савельев смерил старого друга взглядом, не предвещавшим ничего хорошего.
— Ты, Самсон, того, не заговаривайся. Я ж те, дурню, битый час втолковываю, почему к тебе пришел...
— А ты, Степ, все такой же, горячий. Я грешным делом подумал: вот и пришел тебе конец, Самсон.
Лисовский, виновато улыбаясь, встал из-за стола, взял в руки снимок, скользнул по нему оценивающим взглядом.
— Не, это не он, это же фраер какой-то.
— А тот каков?
— Тот художником представился. И вид взаправду как у художника: волосы лохматые, борода, блуза вся испачкана краской. В темных очках. Только вот чуток приблатненный. «Мне, — говорит, желательно статуэтку выплавить». И мнется так, мнется. «Уже не из золота ли?» — спрашиваю. «Да, — говорит. — Полтора килограмма золота от бабушки осталось». Так и сказал: от бабушки. Ласково так сказал. «А зачем же статуэтку отливать? — интересуюсь. — Разуму вопреки. Такие деньги псу под хвост!» А он так ухмыльнулся в бороду и говорит: «Почему же псу-то под хвост? Мне про вас сказывали — первоклассный мастер. Художник. Иль, — говорит, — дисквалифицировались?» Ну, я, понятное дело, на крючочек цеплять стал. «Кто, — говорю, — сказывал?» — «Подельник[2], — говорит, — ваш, вы вместе с ним пяток лет хозяину отдали». Я сразу стал тюльку гнать. «Какому, — говорю, — хозяину?» — «Вы что, меня за вахлака какого-то принимаете? В тюряге с ним срок отбывали», — отвечает он и улыбается, пакостно так. Тогда я и послал его. Он, видать, не ожидал такого поворота. «Уплачу по-царски. Не обижу», — говорит. Я его снова послал подальше и адрес напомнил, чтобы не забыл.
Самсон Давидович налил еще по чашке чаю и, словно вспомнив, добавил:
— Приблатненный этот до двери дошел и говорит: «Вы подумайте, я еще к вам загляну».
Я так понимаю, что этот «художник» за границу нацелился. С золотишком и про тетушку какую-нибудь вспомнил. Покрасит статуэтку под чугун — и порядок. Или просто хочет спрятать, чтоб не видно было, что из золота. Как-то читал в газете: полвека запирали ворота в коммунальном доме ломом. Кривой такой, никому не нужный лом, черный. А один мальчишка, баловства ради, однажды ударил этим ломом по булыжнику, а лом-то на конце как заблестит! Из чистого золота оказался. Раньше в этом доме жил нэпман. Потом его за разные махинации в шкатулку! Но прежде он, опасаясь обыска, и соорудил золотой лом.
— И на чем дело покончили, а, Самсон?
— Он сказал напоследок: «Ну, если от денег отказываетесь, я сам переплавлю. Ничего, грамотный, почитаю литературу. И очень сожалею, что вы, Самсон Давидович, отказываетесь от крупного гонорара. Хотел я скрасить вашу беспросветную жизнь. Опять же — очки бы новые купили».
— Что же ты, Самсон, куда надо не сообщил?
— На кой черт мне это надо! Затаскали бы, повестками закидали. Устал я от всего этого. А отдыхать-то ой как мало осталось! А тут начались бы расспросы, вопросы обидные. Давай им письменные показания...
— Это верно, — вздохнул Савельев. — По себе знаю. Только произошла на заводе кража — я, не дожидаясь, сам пошел доказывать, что к делу этому касательства не имею. И ребят из бригады привел, свидетелями. Мне и сказали: «Иди, Савельев, не виноват ты, не надо ничего объяснять». А начальник ихний, чтобы меня успокоить, стал мне «лапшу на уши вешать»: мы, говорит, не только вас, Савельев, но и директора вашего «отработали», идите, не отрывайте нас от дела. А директор у нас заслуженный человек, депутат Верховного Совета — если ему не доверять, так кому же тогда? Я понял все и на радостях полковника того по старой привычке гражданином начальником назвал. После этого я даже себя моложе стал чувствовать. И к тебе пришел без всякого принуждения. Подумал: надо помочь, а ты вон как меня встретил. Но я, Самсон, на тебя не обижаюсь. Ты ж одичал совсем, людей, можно сказать, не видишь. Сидишь в своей будке с микроскопом в глазу, как филин.
2
Подельник — человек, проходящий с другим преступником по одному уголовному делу