Капитан Каспин ходил мрачнее тучи: ожидалась отвратительная погода. Сильный ветер, сплошные облака, дождь, гроза, возможен град, а это значит самолеты могли обледенеть. Уменьшить воздействие циклона можно, только лишь забравшись на предельную высоту.
— Ну, Каспин, ну, капитан, когда ж вы сделаете доброе дело — дадите приличную погоду? — смеясь, ругался Фокин. — Да какой же вы, с позволения сказать, метеобог? Вы же скорее метеодьявол! Вон какой буран-ураган вещаете нам!
Каспин только разводил руками, чувствуя себя подавленным, вконец расстроенным, и оттого казался несколько смешным. Каждый летчик и штурман говорили ему колкое слово — один в шутку, другие всерьез, — словно он был виновен в ухудшении погоды.
Балтика удивительно изменчива и капризна на погоду, причем во все времена года. Сегодня может сиять солнце, воздух нагрет до духоты, а завтра подует ледяной ветер. Может идти дождь, а потом снег и снова дождь. И опять солнце. А всему виной влияние двух океанов: Атлантического и Северного Ледовитого…
Фокин возглавлял звено. Часа за два до взлета он пришел к своему бомбардировщику. Экипаж был уже на месте. Вокруг машины бегал неугомонный техник самолета воентехник 2 ранга Солобанов.
— «Паровозик» готов, товарищ Солобанов? Гитлер уже ждет нас.
— Готов, готов, товарищ старший лейтенант. Доставит вас и туда и обратно, ответил Солобанов и ласково похлопал ладонью по фюзеляжу. — Золото, а не машина. Долетит «паровоз» хоть на край света.
— На край света нам пока не требуется, там фашистов нет. А вот в Берлине их пруд пруди.
Штурман лейтенант Швецов еще и еще раз сверял по карте боевой курс.
— На потолке пойдем, — предупредил Фокин. — Метеобог принял обличие метеодьявола, погоды не дает.
Стрелок-радист старшина Лукичев и воздушный стрелок младший сержант Белов проверяли пулеметы.
— Пулеметного огня не открывать, — предупредил Фокин.
— А если «мессеры» полезут на нас? — спросил Белов.
— Ну если уж точно полезут, тогда срезать их!
Взлетели ровно в 21 час. Жаворонков, как всегда, провожал бомбардировщики в дальний путь. Летчики и штурманы с любовью называли его «крылатым комиссаром», зная, что свою службу в авиации он начинал политработником, а теперь командует военно-воздушными силами ВМФ.
Капитан Каспин оказался близок к истине: ДБ-3 в первые же минуты после взлета врезались в толщу густых облаков. Моторы гудели с надрывом, пробивая облачность. Высота пять тысяч метров… Пять тысяч пятьсот… Шесть тысяч… Выше машина не лезет.
«Вот тебе и на край света махнем!» — вспомнил Фокин слова техника самолета Солобанова.
Облака клубились повсюду, казалось, им нет конца. Придется идти на такой высоте. Не возвращаться же!
Потянулись томительные минуты полета в сплошной темноте. Самолет бросало из стороны в сторону, чувствовалось, что внизу бушевал шторм.
Над Штеттином сразу изменилось все: беснующиеся в дикой пляске лучи прожекторов, колышущиеся края темного неба, красно-желтые сполохи от залпов батарей, шапки разрывов снарядов на пути. Подняться бы. повыше — до семи тысяч метров, но моторы не тянут. Слишком велика нагрузка, на внешней подвеске висят ФАБ-250, сопротивление воздуха из-за них больше, вот мощности и не хватает.
— До цели двадцать минут, — сообщил Швецов.
— Дойдем! Ведь рукою подать, правда, Герман?
— Правда, Афанасий Иванович. — согласился Швецов.
Первое огненное кольцо прошли благополучно. И вот второе, более мощное, охватывающее большую полосу по глубине на подступах к Берлину. Сплошная стена голубовато-молочного света от десятков прожекторов и четко видимые вспышки рыжих шапок, быстро сносимых ветром в сторону. Зато нет ночных истребителей, они боятся попасть под огонь собственных зениток.
Совсем неожиданно в районе Берлина оказалась хорошая погода. Черно-синее небо было все в звездах, и лишь кое-где проплывали клочкастые облака. Городские кварталы просматривались довольно ясно, блестела под луной извилистая лента реки Шпрее. То тут, то там виднелись зарева пожаров — горели здания.
— Огни мести! — воскликнул Фокин. — Наши зажгли.
Он вел четвертое звено, а три первых уже отбомбились и возвращались в Кагул.
— Герман! Видишь работу наших орлов-балтийцев?
— Вижу, Афанасий Иванович.
— Давай поточней! За Москву-матушку! За Ленинград родной! За города наши и села!..
— Сейчас, сейчас, Афанасий Иванович, — соглашался Швецов. — Еще пару минут… Надо же нам свою цель увидеть.
Он нажал кнопку электросбрасывателя. Тяжелые бомбы отделились.