Татьяна обняла сыновей и как бы невзначай повернула старшего лицом к Павлу. До сего момента Павла никогда не било током. Наверное, потому, что ему и в голову не приходило, что он когда-нибудь ещё раз увидит себя в молодости. У Павла задрожали брови. Татьяна бойко включилась в руководство семьёй и заторопила мужа:
— Идём-идём, Николай Иванович, оставь его. Я тебе вот что скажу…
Татьяна и Большегородский пошли к зданию вокзала. Мальчишки шли рядом — старший со стороны матери, младший взял отца за руку. Позади них лейтенант сгибался под весом поклажи. Татьяна жестикулировала, но слова растворялись в суматошном шуме перрона.
— Георгий — вы рыцарь! — раздалось за спиной.
Павел обернулся. Из вагона выходила Ирина, Жорик, стоя с чемоданом, галантно подал ей руку.
— Ира… — позвал Павел, но голос прозвучал сипло и тихо.
Ирина принялась благодарить проводницу:
— Ой, Тонечка, спасибо вам огромное, доехали, как по ветру долетели.
— И вам спасибо, — хохотнула Попец, — что поезд по ветру не пустили. Наслышаны уж о ваших подвигах.
Лицо Ирины скрылось под маской раскаяния:
— Простите, Тонечка, простите! Удачи вам и счастья!
— И сами не хворайте! — терпеливо пожелала Антонина.
Ирина взяла Жорика под руку, и они пошли вслед за остальными, напоминая банальную счастливую парочку.
Растерянный Павел открыл рот, он хотел призвать к справедливости, обострить проблему своего одиночества.
— Извиняй, Павел, так получилось, — Марик закрыл Павлу рот, подняв пальцем нижнюю челюсть за подбородок.
— Ай… Чего теперь извинятся? — Павел отстранил его руку.
— Не знаю… — задумался Марик. — Что не побили…
— А, это спасибо! — удовлетворённо кивнул Павел. — Премного благодарны-с!
— Ну, бывай! Пока свободен, — Марик пожал Павлу предплечье.
— Надеюсь, перед «свободен» запятая? — игриво уточнил Павел.
Но Марик уже потерял к нему интерес. Достал из кармана брюк мобильный и, приложив его к уху, не спеша зашагал прочь:
— Да, так точно! Бедаш прибыл! Есть, понял!
Перрон опустел. Павел занервничал, посмотрел по сторонам. Он вернулся в родной город, где его ждали дом и зоопарк. Но они существовали для другого Павла Сергеевича Юсенкова — успешного бизнесмена, умного и местами мудрого человека. Но тот Юсенков остался в Москве. Приехал одинокий, бездомный, брошенный самим же собой Пашка. И идти ему некуда и незачем. Павел судорожно достал мобильный и набрал Олесин номер. Несколько раз ошибся и сбросил набор. Наконец гудки сменились звуком устанавливаемого соединения.
— Алло-алло-алло! — нетерпеливо затараторил Павел. — Олеся!
— Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети…
Павел бросился к проводнице.
— Скажите, вы когда обратно?
— Я уже никогда, — блаженно потянулась Антонина, — хватит, наездилась, последний рейс. А поезд — утром, по расписанию. Что, всё, обратно в столицу потянуло?
— А билет?.. Надо… — Мысли у Павла путались.
— Понятно, надо. Иди в кассу. Или вон по телефону можно как-то, у меня внуки так делают — всё из телефона достают.
Павел побежал вдоль состава, остановился, понажимал кнопки на мобильном, но звонок снова не прошёл. Павел поставил сумку и сел на неё. К нему подбежала и уселась напротив неряшливая серая собачонка с глазами-бусинами. Павел встал на колени, погладил её и взял на руки:
— Привет, бродяга!
Собачонка вафкнула и лизнула Павла в щёку. Его плеча коснулась сзади женская рука. Павел оглянулся. В ярком свете вокзальных фонарей стояла Олеся — такая же нарядная, красивая и зовущая, какой он оставил её в Москве.
— Её тоже возьмём домой. — Олеся присела рядом на корточки.
Павел закрыл глаза ладонью и заплакал.