Митрий с чувством пожал руку мастеру.
На обратном пути купил новую зубную щетку, вина и иностранного рома. Обмыли зубы на славу.
Но с Фирой еще до того случилось.
…— Боишься? — шептала, прижимаясь.
— Чо творишь? — ужаснулся Митрий, поднимаясь на цыпочки — не от страха, какой уж там страх — от руки девичьей, умело безобразничающей.
Запечатала полузубый рот поцелуем — Митрий совсем ошалел. По сути, это первый поцелуй и был — девчонки-проститутки в губы целоваться привычки не имели, это ведь западло несносное.
Вроде и был товарищ бандит Иванов-Иванцов давно взрослым человеком, но так только думалось. Оказалось, не только поцелуй первый, но и все остальное как впервые. Прямо в мастерской, даже дверь не заперли сдуру. Фира, она такая и была — умная-умная, а как найдет на нее — умри все живое, беру что хочу.
Считалась наполовину цыганкой. На какую половину, не совсем понятно — по трезвому размышлению, ничего цыганского у нее в происхождении не имелось, кроме масти волос и склонности к гаданиям. Но красива чертовски: очи в пол-лица — если присмотреться, глаза разноцветные: левый побольше в золотистую каресть уходит, правый — в зелень. Но это если долго всматриваться, так-то просто сказка. Скулы точеные, зубы — жемчуг. Походка неспешная, легкая, танцующая. Дерзкая — свои чудные локоны резала беспощадно, словно под линейку на уровне ушей чекрыжила, это уже совсем и не по-комсомольски получалось, это даже последнюю моду нэпманскую перекрывало. Сама и резала, удивительно, но четко-то как выходило. Всё сама делала, ничего ей от «ваньков» и урок не нужно было, может, оттого парни на нее сходу запасть были готовы, прямо хоть что у них проси. Опасная девчуля. Четкая.
Фира… ну к черту, Глафира она была, или Граша. Фирой — так Костя-Тычок свою полюбовницу именовал. Только и для него она была больше, чем просто маруха. Бесовка была сердечная, чистая-штучная.
Странно там всё вышло. Вот сколько к странности своей собственной жизни ни привыкай, а всё она удивляет. Особенно по молодости.
Свидания редкими получались — риска и так по макушку с темечком. Но каждая встреча… словно расплавляла… и голову, и тело, и чувства, прямо до подметок сапог слабел. Ускользала Фира-Граша, остывал, стискивая ладонями голову Митрий, пытался понять-вспомнить, что делала, что говорила. Куда там, тело, словно заново обожженное-облуженное, сияющее, остывало, чувства кипели. Господи, да что она с мужским телом вытворять умела? Ведьма, недоучка-гимназистка….
Чаще теперь ходил в баню бандит Иванцов, братва стопырная смеялась — не иначе девку-банщицу в Казачьем[8] присмотрел. Митрий не отрицал, но таскался в этакую даль, потому что думалось при неспешном шаге лучше. В мастерской дела отвлекали, да близость Фиры. Иной раз казалось, что шаги ее даже на втором этаже слышал. Мнилось, конечно.
…— Уходи, не тяни. Поздно будет, — шептала прямо в ухо, с колдовской яростью творя блаженство.
— А ты?
— Не дури. Спалим друг друга. Порознь, может, и выкрутимся. Уходи, Митенька. Я же вижу, и на картах, и так. Пора тебе…
А он чуть не орал от восторга, в объятиях сжимая.
Качалась на полке среди инструментов тень стриженной ангельской головы, иллюзорными губами рукояти долот лаская, о зубья пил взъерошенные пряди причесывая.
Наважденье.
Не было никакого наваждения. Правильные мысли были. Нужно уходить, Митрий и сам чуял. ЧК рядом ходит, вычищают банды, тут как не крутись, а оборвут фарт свинцом. Другие документы нужны, и город другой, и жизнь иная. Иначе уж совсем худой конец фильмы выйдет, тут и так сюжет… мелодрама сугубо горчичная, наскоро сляпанная. С Фирой-Глашей бы и уйти в иной жанр. Но она старше, умнее, огонь, бомба давным-давно взведенная, уж запал шипит. Не может она смирно жить, полыхнуть хочет, эта жажда ее болезненно и изводит. Уж очень хвост воровской за ней нехорош, там мессы[9] не военные, не какие жолнеры и солдаты мертвые, те ее грехи вообще никогда не простятся. И как? Как тут быть⁈
Помогли друг другу как могли. Наводку дала, Митрий меж баней и иными делами документы себе выправил. Хорошая ксива, вообще прямо настоящая — проверяй как хочешь. Опять Иванов — только теперь ИвАнов, уроженец Москвы, возраст чуть поприбавили. Опять Дмитрий Дмитриевич — это единственное наследство терять обидно. А насчет сходства паспортного… да кто тех ИвАновых и ИванОвых искать-то вздумает, да дело «шить»? Разве что случайно.