8 апреля 1945 года. Пригород Кенигсберга
9:47
Катила короткая колонна: бронетранспортер, за ним «додж» с оперативниками. Радистов предусмотрительная Мезина пересадила в броню, в оперативной машине остались только водитель, старшина Тимофей, да офицеры под охраной немногословного снайпера Иванова. Сначала двигались в тыл, потом без лишнего риска — вокруг все еще вовсю гремящего и дымящего города. Собственно, уже знакомая дорога — повторяться начал служебный путь старшего лейтенанта Землякова.
Окраина Кёнигсберга. Брошенное 88-мм зенитное орудие FlaK 36/37.
Полулежал Евгений, кутаясь в шинель и плащ-палатку, глядя в дымное небо, на отходящие от города, разгрузившиеся и полегчавшие, звенья «ИЛов»-штурмовиков. Простуда вроде бы пригрелась, не особо проявляла себя, только ноги чуть ломило. Ну и мысли были вялыми, совершено не оперативными, тянуло в дрему. «Чего едем, куда едем? Сами не знаем, куда едем» — как говаривали классики и Катерина в былые времена. Действительно, что такого внезапного заподозрили в Москве, допрашивая крайсляйтера? Причем тут поместье Гросс-Фридрихберг, почему интересовались непосредственными техническими обстоятельствами захвата крайсляйтера? Вагнер, между прочим, вовсе не дурак, должен понимать, что разумнее искренне сотрудничать с русскими. О чем он может упорно умалчивать, в чем смысл и что именно нужно искать в этом «Гэ»-Фридрихберге? С «Кукушкой» это едва ли может быть связано — на момент последнего мощного Прыжка территория поместья уже находилась под контролем наших войск, что-то мелкое прятать и прятаться там еще можно, но продолжать организованную эвакуацию оттуда категорически не получится. Странно. Может, дадут дополнительную наводку? Москва остается на связи, без сомнения, продолжают допрос прямо сейчас, там им дремать некогда.
Закрывались глаза товарища переводчика под ровный гул двигателя, под негромкий, почти неслышный разговор в кузове «доджа». Вовсе не «раскручивает» и не «колет» Катерина зубастого бойца. В ином тоне говорят. Безусловно, товарищ Мезина при желании кому угодно «башку снесет», зачарует и охмурит. Но тут тоже не тот случай. Просто беседуют с взаимной спокойной симпатией.
Прислушиваться необходимости и желания не было, задремал товарищ Земляков, хорошо так, уютно задремал.
* * *
8 апреля 1945 года. Пригородная дорога у Кенигсберга.
14:17
— Не замерзли, товарщстарлнат? Вы перекусите, подъедем скоро, — предложил Тимка.
Евгений взял бутерброд, стаканчик от термоса, с трудом сдержал болезненный зевок:
— Ух, почти выспался. Чего стоим?
— Броню заправляют, — пояснил прогуливающийся у борта с бутербродом водитель «Доджа». — Хорошая техника, но горючки жрет — не дай бог! Кстати, наш зверюга тоже проглот ужасный.
— Нет в мире полного и гармоничного совершенства, — согласился Евгений, надкусывая хлеб с пластом консервированной заокеанской колбасы и косясь на бывшую начальницу.
Мезина с термосом, Иванов с винтовкой, стояли метрах в десяти от машины, пили чай и смотрели на прусский пруд, чью аккуратность портил загнанный в воду немецкий грузовик — одна кузовная задница с тентом торчала. Портят фрицы ценное имущество, вот до последнего дня тотально гадить будут.
Продолжается, значит, доверительная беседа. А спинами эти двое тоже очень похожи. При всей разнице в телосложении, моторике и стиле поведения, и вдруг такое сходство? Евгений покосился на старшину. Тимка чуть заметно пожал плечами — сам недоумевает. Вот понимающий человек — ни единого лишнего слова, а все видит. Хорошая группа подобралась, чего уж там.
— Новостей нет?
— На связь выходили. Оттуда опять уточнения запрашивали. Снова по моменту взятия этого самого край-сляй-тера. Товарищ Мезина вас решила не будить, у Яна уточнили.
— Так даже полезнее, — согласился Евгений. — Он с другой стороны процесс видел, я-то на нервах был, мог что-то упустить.
— Ответственный момент, все же не каждый день край-сляй-теров берем, — намекнул юный, но опытный старшина Тима. — И вытащили целым. Успех же, товарищ старлтенант, так? Подлодку опять же пристукнули. А чтоб прямо сразу всё и везде получилось, так такого вообще не бывает.
— Да ладно, не утешай. Мы этого крайсляйтера и лодку для нашей главной цели пристукивали, а на выходе результат не очень-то, — Евгений сунул в рот остаток бутерброда.
Ладно, аппетит мы сохранили, не все потеряно, может, еще наверстаем по делу.
— Готово, можем двигаться! — закричали с бронетранспортера.
* * *
Поместье Гросс-Фридрихберг
15:33
Об обстановке уточнили на посту — у въезда, на знакомой еще по поездкам на «Пуме» позиции фольксштурма, теперь стояли наши пехотинцы. Сержант-усач с двумя орденами «Славы» на груди авторитетно объяснил: «официальных боевых фрицев нет, смылись, но кто-то из гражданских там шмыгает, может и переодетые, поручиться нельзя. Тщательным прочесыванием сейчас заниматься некому, основные наши силы вперед ушли, ночью на КПП слышали подозрительное, но с поста не отлучались. Так что пусть товарищи контрразведчики будут настороже».
Машины проехали по аллее, свернули к центральному усадебному зданию — на плане именовалось эффектно — «Паласт». На всякий случай обогнули дом со стороны Малого озера, осмотрели, остановились.
— Бдительности не терять, — скомандовала Мезина, возясь с ремешком каски. — Осматриваемся быстро, зорко, избегая сюрпризов. Разбиваемся на группы, прикрываем саперов. Радисты и пулеметчик в бэтэре — резервной группой. Обращаем внимание на всякие странности, типа не спрятанных грузов, аппаратуры связи, сомнительных трупов. И главное — живых немцев-аборигенов. Желательно не пугать, попробовать поговорить.
…Рука на автоматной рукояти, ствол наготове, но чувствовал Евгений, что в комнатах пусто. Легкий беспорядок, но чувствовалось, что убегали отсюда заранее, часть мебели вывезена, угадываются места от висевших, но снятых картин. Хозяин имел неимоверную тягу к коллекционированию награбленного, много натащил, но самое ценное перепрятал. Ушлый был тип, здешний гауляйтер, того не отнять.
Сапер осторожно приоткрыл очередную дверь — окна комнаты закрыты ставнями, полутьма с узкими лучами неяркого дневного света. Тимофей включил фонарик — держал в далеко отставленной руке. Опять столы, стулья, предметы малоценного интерьера…
— Во, опять гитлерюга забытый, — пробормотал сапер, глядя на страшноватый бюст фюрера — башка крупная, усики агрессивно торчат, черный мрамор уже покрылся пылью, словно годы тут забытый стоял.
— Они тут бандой ховаются, — буркнул Тимка, на миг высвечивая стоящие у стены картины — опять фюреры: один академический, в белой парадной форме, выписанный маслом, другой полегче исполнением, на фоне гор, пастельный, отдыхающий где-то на Бергхофе[3].
— Гитлеров как говна, изрядно вместе с взрывчаткой напихали, да не взорвали почему-то, — сказал сапер. — Дык все уже, товстаршнант — вон она — последняя зала.
Сквозило из распахнутой двери балкона, мерз закрытый чехлом рояль, валялись обрезанные телефонные провода. В принципе, хороший дом, приятно, что уцелел, что-то полезное можно обустроить типа дома отдыха. Почему не взорвали, непонятно. Заряды в подвале серьезные.
Оперативники вышли на балкон — внизу уже стояли Мезина и бойцы, смотрели в сторону отдаленных построек, даже в бинокль и оптический прицел приценивались.
— Нет ничего любопытного? — поинтересовалась Катерина, задирая стальную голову. — У нас тоже пустышка. Провода на всякий случай перерезали, тут минировано — словно крейсер подрывать думали. Сейчас думаем центральный бункер глянуть, а вы тогда…
— Постойте, товарищи, — старшина Тимка приподнялся на цыпочки, ловя мелким носом ветер. — Дымом пахнет. Вернее, подрывом. На тротил очень похоже. Вон оттуда несет.