— Отлично! — сказал Евгений, бегло скользнув по удостоверениям лучом фонарика. — Вы оправданы, оберст-лейтенант. Хотя и частично. У меня остаются некоторые сомнения. Идем дальше.
— Куда? — шепотом спросил Шульц.
— В замок, естественно. Я обязан поговорить с пославшим вас комендантом, уточнить детали. Я ответственный офицер.
— Вы сошли с ума, обер-лейтенант? Русские ворвутся и нас убьют. Или расстреляют эсэсовцы Хельвига. Вы знаете, кто это такой?
— Камрад Отто Хельвиг[4] тоже здесь⁈ — восхитился Евгений. — Хоть какие-то радостные неожиданности в этот нелегкий день. Идемте же быстрее!
Шульц довольно отчетливо сглотнул:
— Господин обер-лейтенант… или кто вы на самом деле. Вас раскроют. И убьют. А я не собираюсь кончать самоубийством. Это грех!
— О самоубийстве даже речи нет, — заверил Земляков, с намеком обтирая испачканный клинок ножа о лацкан плаща пожарного. — Даже не беспокойтесь. Берите фонарь, идите вперед.
— Вы не понимаете. Вас раскусят с первого же слова. И меня как соучастника, как предателя…
— Так вы предатель, дезертир, или просто идиот? Определитесь, идите вперед и не взрывайте мне мозг.
— Хорошо, пусть я идиот. Но давайте хотя бы вход в галерею закроем, — взмолился Шульц. — Сквозняк нас выдаст.
— Сквозняк нас окончательно простудит. Лишний повод двигаться энергично и не особо тормозить. Вперед, оберст-лейтенант, смелее!
Временами становилось узко до жути, стены сдавливали, даже автомат не развернешь. Впрочем, в оружии пока необходимости не возникало — проводник шел не оглядываясь. В полной тишине шуршание одежды и звук шагов казались нестерпимо громкими, давили на нервы. Когда донеслось журчание воды, стало даже как-то легче. Миновали вертикальный колодец: неширокий, но постоянный поток падал почти отвесно. Шольц предупредил жестом — ага, еще одна мина…
…Опять кирпичная узость, тень спины в грязном плаще, шум воды угас где-то далеко позади. Уже, наверное, час шагали или полтора, может, наверху уже всё кончилось, сдался замок, и вообще немцы капитулировали? Вполне может такое быть, пока тут туповатые старшие лейтенанты в тупик упорно прутся и насчет времени тупят. Евгений глянул на часы — да, совсем недолго шли, это атмосфера такая. Нужно о чем-то отвлеченном поразмыслить. Вот к примеру, Янтарную комнату, коллекцию майсенского и русского фарфора, мебель графини Кайзерлинг определенно не этим путем перепрятывали, тут-то и налегке застрянешь. Что, кстати, за знаменитая графская мебель? Вот не поинтересовался, тупеешь, Евгений, никакого культурного развития…
Кирпичная толща давила. И сквозняк далеко остался, плохо без него. И вот зачем ты, старший лейтенант, в этот темный ад полез? Даже и не найдут. А у тебя жена молодая, срочных отчетов куча, и книгу на пенсии писать обещался, ничего же и не начал, жить бы и жить…
Шульц притормозил:
— Впереди лестница. Выход в нижний ярус «Блютгерихт». Господин обер-лейтенант, я бы хотел попросить…
— Мины есть?
— Да, стоит заряд. У самого входа. Вы знаете «Блютгерихт»?
— Еще бы. Сколько раз сидел с друзьями. Вкус здешнего красного вина — это незабываемо!
— Да, вы правы. Послушайте, оставьте меня здесь. Я очень прошу. Можете связать.
— Шульц, да вы в своем уме? А если я не вернусь?
— Вы непременно вернетесь! — взволновался пожарный оптимист. — Если вдруг задержитесь, ничего страшного. Я потихоньку освобожусь, подожду, пока все окончится. В конце концов, это мое место службы, я тут все знаю.
— В подвал выведете, потом посмотрим.
— Господин обер-лейтенант, прошу, нет, требую, расстрелять меня прямо здесь! Вы не имеете права отдавать меня эсэс. Вы же приличный военный человек, а там… Нет, я не пойду.
* * *
Королевский замок. 19:22
Открыв узкую дверь, Евгений чуть не задохнулся. Нет, Шульц предупреждал, что наверху был пожар, ликвидированный героическими усилиями пожарной команды и под личной командой достойного оберст-лейтенанта, но благоухало просто убийственно. От пожара в верхнем ярусе тысячи бутылок, хранившихся ниже, лопнули, вино вытекло и, э-э… выпарилось — насчет точного названия процесса товарищ Земляков не был уверен, с химией у него было так себе. Но в голову шибануло прямо сразу, тут запросто упадешь и задохнешься.
Евгений пытался дышать осторожнее, прикрытая дверь в тайный ход осталась позади, луч фонарика прыгал по штабелям ящиков и черному месиву под ногами — густой жижи было выше щиколотки, под сапогами хрустело стекло бутылок. Старший лейтенант побыстрее устремился к лестнице. Тут стало чуть легче — дверь наверху распахнута, тянуло спасительным сквознячком. Мотая головой и пошатываясь, одуревший разведчик поспешно поднялся. Голова кружилась всё ощутимее, ступеньки плыли под ногами. Опять проклятый алкоголь, нужно было все-таки плотно пообедать. Но кто знал?
Дурящая винная тьма осталась позади, старший лейтенант Земляков остановился, отер лицо. Сверху доносилась стрельба — стрелковка, но вот слегка тряхнуло — взрыв. Воюют. Ладно. Евгений оправил камуфляжную парку, снял советскую каску, повесил на стенной крюк — на обратном пути заберем. Остальное придется оставить на себе, хотя вид неуставной, тут с какой угодно стороны фронта посмотреть — все равно неуставной. Под курткой бронежилет, кобура ТТ и остальное советское, ну, этого не видно. Сапоги… сапоги после винной жижи вообще того… на выброс. Русский автомат сомнителен, ну, допустим трофей, это случается. Вот галифе… советские, они как трофей маловероятны, да еще на левом колене, как назло, прорвались, клок ткани эксцентрично болтается. Это уже в подземелье зацепился, сгубил форму одежды. Зашить бы хоть наскоро.
Нет, портняжить Евгений категорически не мог — голова все еще кружилась. Ограничился извлечением из полевой сумки футляра с очками. Живы окуляры, золото на носу — признак принадлежности к высокопоставленному штабному обществу, заведомо симпатии не вызывает, но принуждает соблюдать осторожность в общении, поскольку…
…Мысли продолжали заметно путаться. Черт, да что же за операция такая — алкогольно-изнуряющая⁈
Евгений потер лоб, понял, что только размазал сажу, и решительно толкнул тяжелую дверь…
Следующее помещение подвала оказалось начисто выгоревшим, пришлось перебираться через завалы. Земляков, бормоча грубые немецкие ругательства, преодолевал препятствия. Сверху сквозь пробоину в перекрытии дуло, стреляли, казалось, прямо над головой. Зато в мозгах стало чуть яснее — отравленный подвал уже не действовал.
Евгений погасил фонарик, поднялся по остаткам ступеней очередной лестницы, и немедля поцарапал руку. Дверь впереди была распахнута, долетали обрывки разговора. План контакта у старшего лейтенанта имелся — проверенные документы офицера связи при себе, в конверте приказ о капитуляции за подписью генерала Ляша — вполне настоящий приказ, даже лучше настоящего, поскольку точно такой же, но на несколько часов опережающий свое время. Вполне может проскочить импровизация.
Перед дверью Земляков поправил очки, больше ничего дельного не предпримешь — каков есть офицер связи, таков и есть.
Двое немцев сидело за ресторанным столом, снаряжали лентами пулеметные барабаны-«кексы». Ближайший обернулся на шорох, изумился явлению из замковых глубин.
— Мне нужен старший офицер, — сходу заявил Земляков.
Немец разинул рот, дернул щетинистым подбородком. Выглядел солдат не особо адекватно (все они тут паров вина надышались, что ли?). Взгляд блуждающий — с очков пришельца перешел на куртку и ремень благоразумно сдвинутого за спину автомата, ниже, потом опять на очки, опять на ноги — на проклятую дырку на колене.
— Ты пьян? — поморщился Евгений. — Где старш…