По дороге — метрах в пятистах от головных немцев — несся, то резкопритормаживая, то набирая ход, «Додж» старшины Лавренко — прямо на ходу сбрасывали саперы с машины блины противотанковых мин. Изловчились же, достали «ТМ-ки» где-то в последний момент. Вели пулеметный огонь по наглому грузовичку немцы, машина виляла, казалось, вот-вот завалится в кювет. Но разгрузилась, дала газу, тиканула…
— Ушел таки старшинка, вот молодец пацаненок, — закричал с крыши Митрич. — А густо прут-то. Будет нам дело.
— Ты чего там расселся, дед, и любуешься⁈ — не выдержал и заорал Олег. — Сшибут понапрасну, а нам заряжающий нужен.
— Ничего-ничего, хоть гляну. Вы меня в башню упихиваете, там в основном на ваши затылки и любуюсь. Тут хоть стрельну разок, — дед принялся пристраиваться к винтовке.
— Ты що творишь, Иванов⁈ — завопил встревоженный Грац. — Демаскируешь позицию тяжелой ударной техники.
Дед все же пальнул куда-то в сторону дороги, но тут же съехал по черепице вниз, довольно ловко повис на руках, и нашарил сапогом ступеньку лестницы:
— Не, далековато. Я не настолько снайпер.
… горели на дороге немецкие машины. Подорвался на мине очередной громадный грузовик, из дыма, охватившего кузов, еще строчил бешеный пулемет. А следующие машины обходили разбитые, сшибая аккуратные столбики ограждения, переваливались через кювет, застревая и буксуя, снова выбирались на дорогу. С застрявших грузовиков спрыгивали немцы, пытались тащить-перегружать какие-то ящики, мелькали и падали фигуры в сером и камуфляжном, кто-то вел огонь из-за колес вставших машин. А редеющая, но кажущаяся бесконечной колонна пыталась идти дальше…
«Да куда они прут?» — с тревогой подумал Олег. «Самоубийство же. Совсем спятили, что ли?»
По крыше дома щелкнуло, полетели осколки черепицы, посыпались вдоль стены целые плитки кровли. Обстреливали с дороги, издали, опять что-то скорострельно-пушечное, автоматическое тарахтело, хорошо, что невеликого калибра.
— Командир, связь! — закричал из танка Хамедов.
Майор Лютов приказал быть наготове — часть немцев пошла в обход, самоходки и бронетранспортеры, видимо, попытаются ударить с фланга. Идут за рощицей, там сидят наши, связь имеется, но останавливать броню бойцам нечем, да там их и мало. Олег ответил, что «понял», и связался с машинами. В общем, маневр немцев был понятен: с той стороны тоже поле, из-за рощи покажутся, все равно на виду будут.
… дорога горела чуть ли не сплошь — десятки машин, дымило что-то угловатое, бронированное, с антеннами и непонятным тактическим знаком, пылали какие-то прицепы и фургоны. Пехота немцев подошла довольно близко к траншеям наших саперов, пулемет косил, но перли упорно, дошло до гранат. Из деревни вышли два наших бронетранспортера, поддержали штурмовых саперов пулеметным огнем — немцы легли, но тут вспыхнул один из наших полугусеничных — подбила самоходка…
…Теперь Олег видел самоходки — низкие, плохо заметные машины обходили колонну прямо по полю. Прикрываясь дымом, открыли беглый огонь по траншеям и деревне — четыре САУ — плоские небольшие «Хетце», никаких «Фердинандов», но и без них…
Почти сразу по самоходкам ударила батарея Особой группы. Едва ли не первым снарядом подбили «Хетце», потом дело пошло хуже — дым и машины на дороге одинаково мешал нашим и немцам, пока все «мазали», дуэль шла безрезультатно. Хотя большая часть единственной улочки Пойз уже была разбита и горела.
«А немцы-то по дороге пройдут» — с тревогой понял Олег. «Треть, но точно пробьется. Уж очень много, и упорно прут».
— Прощемятся фрицы, — сказал лежащий рядом и не отрывающийся от оптического прицела Митрич. — Отчаянно лезут.
… Обратно на дорогу выползал полугусеничный тягач немцев, волокущий за собой грузовик, за грузовиком прицеп, следом еще хвост из двух одноосных прицепиков. Надрывался мощный двигатель, но исправно волок нелепый автопоезд. Снес столбик ограждения, задрал нос, бухнулся на вымощенную твердь дороги всем немалым весом, дернул груз… И вспыхнул. Летели искры и ошметки металла от кабины буксируемого грузовика. Ага, у нас тоже спаренная скорострелка есть…
Стрекотала с борта спрятанного во дворе и замаскированного бронетранспортера зенитная установка «Линды», секла выходившие в голову пылающей колонны машины. Пауза перезарядки и уходят новые кассеты спаренного «Эрликона»[6]… рвут на дороге металл и дерево, тела водителей и ящики груза. Вроде далеко, но достает точно…
— Связь! — кричат хором Хамедов и Тищенко.
«Вижу САУ — три штуки — и два танка, разворачиваются для атаки слева», — сообщает рация. Это «ноль-одиннадцать», ему с краю виднее.
«Уверенно огонь вести можешь?»
«Далеко они».
«Жди до уверенного. Мы сейчас подойдем. Там конюшня или что. Вот мы к ней, остальные машины ближе к домам».
«Жду, наблюдаю».
— Тищенко, заводи!
«Ноль-второй» задним ходом выбирается на улицу. Запрыгивает на броню руководивший «сдаванием назад» дед, танк идет по улице, Тищенко ведет сквозь дым, стараясь спрятать машину, следом проскакивают «ноль-восьмой» и «ноль-десятый».
— А крышка деревне Пойз, — замечает выглядывающий из люка дед. — Последний дом остался непаленый.
— Да он и был негодящий, твой Пойз, — орет, на редкость справедливо, Грац.
— Я про медиков — вон, разнесло их — поясняет Митрич.
Действительно, санитары саперов волокут раненого куда-то в иную сторону, а от надежного строения, где вчера обосновался тот толковый командированный врач, уцелело только две стены. А дед-то про мелкого немчика вспомнил. Эх, действительно не жалеют фрицы под конец ни своих, ни чужих….
Конюшня (или что оно там?) прикрывает со стороны поля — далее сплошная плоскость да редкие полоски кустов. Олег спрыгивает с брони, придерживая бинокль, бежит к углу строения. Главное, без спешки, главное — до конца внезапность использовать. Кричат из машины — даже вслушиваться не нужно, рация требует открытия немедленного огня, неистовствует майор Лютов. «Открыть огонь! Вперед! Остановить!». Прав во всем майор, но отсюда виднее. Потом за промедление ответим.
…отсюда отлично видно, и бинокль уже не нужен. Первыми самоходы — низкие, похожие на утюги без ручки. Танки следом. Дистанция позволяет бить, но обнаружат после первого снаряда…
Олег пинает створку ворот крепкого сарая. Твою… не конюшня, свинарник. Аромат отчетливый. Но просторно жили хряки прусские, пройдем и мы габаритом. Старший лейтенант Терсков оборачивается, машет и орет:
— Дед! Кувалду!
Слышать не могут — ревет двигатель. Но понимают, поскольку един экипаж, наработан.
Слетает с брони Митрич с кувалдой наперевес — ух, прямо молод душой и инструментом. Разминулись без слов — Олег в машину к рации.
«Ноль-одинадцать», видишь уверенно?'
«Да! Да, прямо на меня идут!»
«Бей! Два снаряда и отходи.»
«Понял.»
Олег пихает Граца — «пусти!», а тяжелое тело «ноль-второго» вздрагивает — разворачивается танк, примеряется. Говорить с остальными машинами неловко, Олег, пересаживаясь на место наводчика, кричит:
«Бить только наверняка! И сразу менять позицию. Засекут мигом.»
«Вас понял.»
«Поняли. Цель вижу.»
…Орудие и нос «ноль-второго» вползают в пахучую свинячью тьму, выхлоп дизеля нагоняет машину.
— Антенну не сорви! — кричит Олег.
— Стою уже! — отвечает мехвод.
— Чуть правее вышибай! — рычит Олег доворачивая башню — это молотобойцам.
Дед и Хамедов поочередно и бешено машут кувалдами, выбивая кирпичи из тыльной стены. Собственно, пока наводчик в прицел только темный кирпич и видит. Эх, не успеть, опоздали…
Грац из верхнего люка командует вышибанием, требует «швыдче!». Машут две кувалды, расширяется свиная «амбразура». И откуда в «ноль-втором» вторая кувалда? Эх, командир, не в курсе ты, отвлекся на роту, упускаешь.
…Опоздали, точно опоздали…