…Олег не особо поверил своим глазам, утер рукавом лицо, глянул снова…
…«ноль-второй», безразлично пихающий мертвый грузовик, успел проползти еще метра три-четыре… дорога никуда не делась, «Хетцер» теперь была видна с левого борта и кормы — самоходка пряталась за армейским автобусом с длинной немецкой надписью на борту, нюхала не особо длинным стволом дым, целилась…
Олег даже хмыкнул от удивления — вернее, попытался хмыкнуть, но больше вышло бульканье разбитым носом. Однако везет напоследок. И орудие заряжено, и башня почти куда нужно развернута, и немцы остатки русской жизни в «ноль-втором» прозевали…
… слушалась наводка, пальцы только обтер об комбинезон, чтобы не скользили… довернул орудие, почти не спеша — а хрен вы теперь что успеете… снаружи закричали по-немецки… но поздно, гады-фрицы, вам вопить, прошляпили…
— Выстрел! — сам себе скомандовал старший лейтенант Терсков, и прозвучало вполне себе отчетливо. Прямо даже порадовало уверенностью.
…Нажал на спуск. В последнее мгновение испугался — откажет орудие, не может такой удачи привалить. И вообще вот так — в упор — никогда не стреляют — не бывает такого, вон, канистра и запасной каток, закрепленные на броне самоходки, весь прицел занимают…
Выстрела Олег не слышал — сдетонировала боеукладка за прошитой в упор броней «Хетцера»…
… опять живой, что ли?
Вот теперь в ушах звенело, так звенело. И болью дергало, так дергало, что Олег закричал. Это его самого дергали, наверх пылись выдернуть. Сверкали над люком оскаленные зубы Митрича. Страшная все же у него пасть…
— Ори, но лезь! — рычал Митрич. — Горим!
Ну да, дым. А звук крика как сквозь вату, но пробивается.
Олег попытался толкнуться здоровой ногой, вроде помогло…
…Скатились с башни — заряжающий и командир, винтовка, руки-ноги окровавленные… от удара об землю в голове заново потемнело.
Очнулся от боли, лежа. Митрич оказался рядом — привалившись спиной к катку, заряжал винтовку.
— Немцы⁈ — Олег полез за пазуху за пистолетом.
— Не. Драпанули, — заряжающий закашлялся — клубы дыма прибивало к земле.
— Отползать надо. Взорвемся, — прохрипел Олег.
— Лежи, ползун. То с самоходки тянет, удушает, а наш-то погас. Полагаю, на наш «ноль-второй» малость плеснуло, когда ты самоходку бахнул. Вот же… в упор саданул, чуть ствол не упер. Предупреждать же надо. Я едва соскочить успел.
— Я команду давал. Но тебя вообще не видел.
— Да шучу я, — Митрич действительно хихикнул, оперся на локоть, что-то высматривая между катков. — Лежи спокойно, Олежка, ты кровью порядком изошел. Подобрать должны, но пока беспокойно тут у нас. Шныряют, суки.
Олег посмотрел на свои ноги — обе на месте, больно адски, но не оторвало же. Забинтованы поверх разрезанного комбинезона, но уже не белые повязки — пропитало. На левую жгут наложен, затянут-закреплен вместо палочки-рычага ножнами кинжала, наверняка немецкого, черного с серебряшками, из-под багряного бинта записка торчит.
— Как положено — точное время наложения повязки, — пояснил Митрич, не отрываясь от высматривания между катками. — Мне фельдшерша Варлам весь мозг прозудела «положено, а не делают, вопиюще пренебрегают».
— Митрич, ты фельдшершу тоже успел того… от-инвентаризировать? — пробормотал Олег.
— Я⁈ Да никогда! Просто насчет правильных повязок по случаю беседовали. Олежка, ты кончай бредить, держись, санитары скоро будут.
Где-то совсем рядом протарахтела автоматная очередь — Митрич удобнее перехватил винтовку, Олег снова полез за ТТ, но пальцы стали окончательно ватные. Впрочем, вслед за автоматной очередью донеслось матерное, тоже довольно длинное.
— Может, власовцы? — сонно предположил Олег — глаза неудержимо закрывались.
— Нету тут никаких власовцев, одни фрицы. Держись, говорю.
Не особо держался старший лейтенант Терсков — уносило в беспамятство непреодолимо. Но дергали — то Митрич, то бойцы, когда в кузов поднимали. Потом ехали в грузовике с другими ранеными, машина вихляла между битых немецких автомобилей, трясло немилосердно, кричал сапер с размозженной рукой.
— Держись, братва, тут уже рядом, — призывал стоящий на крыле Митрич. — Вижу — дальше почти ровно пойдет. Вон, командир, гляди, стоит, паршивец, и коптить уже перестал.
Олег увидел — рядом, буквально в трех метрах от борта проезжающей машины — проплывала сероватая броня, распахнутые люки на характерной башне, — «Тигр», тот самый, «Королевский». И номер памятный — 217.
— Кто его стукнул-то? — с некоторой ревностью пробормотал Олег.
— Кто-кто, пехота, понятно. Мы отвлекли, а они изловчились, и готово! — радостно прокричал Митрич.
— Контрразведка «Тигру» сожгла, — прохрипел сапер, тоже раненый в ноги. — Я видал — подкатили по дороге прямо в бронетранспортере — он же с виду фрицевский — только нашу «Л» и звезду маскосетью завесили. Немцы такого западла не ждали — на дороге каша, бронетранспортер с ихнего тылу катит, нормальное дело. «Тигр», гадина, по нашей высотке долбит, не отвлекается. Тут контрразведка как бахнет «фаустами» прямо с борта. Там — на бронетранспортере, их подполковник лично командовал — здоровенный такой, знаете, небось…
— Знаем, — признал Олег, испытывая даже некоторое разочарование. Наверняка уже кончаются у немцев «Королевские тигры», вряд ли удастся подстеречь еще одного. Да и «ноль-второй» пока еще починят, сейчас совсем танков в ОМГП не осталось. Хотя танк наверняка быстрее восстановят, чем старшего лейтенанта Терскова вылечат. Если он — Терсков — вообще куда-то живой доедет. Что ж так трясет-то⁈
«Королевский тигр» (еще недобитый)
Окончания тряски Олег не помнил. Оно и к лучшему, что без сознания катил, поскольку прусские дороги принято сильно перехваливать. Нет, так-то неплохи, но не в те апрельские дни.
Приходил в себя в санбате, слышал, как медики сообща пытаются бумажку из-под жгута прочитать — кровью сильно пропитало. Вот же медицина — удивительная наука: нет бумажки — плохо, есть бумажка — еще хуже.
Потом оперировали, осколки вынимали, но этого Олег не помнил. Да и что такие нехорошие моменты помнить? Обычное санбатское дело. Вот что и наркоз имелся, и обе ноги на своем месте остались — это товарищу Терскову очень даже повезло.
[1] Ныне поселение не существует, да и в 1945-м упоминаний документальных упоминаний о нем не найдено. Название, видимо, имеет некое отношение к древнему и дремучему лесу Пойз, находившемуся некогда на данном полуострове.
[2] Фишхаузен (в переводе «рыбный садок») ныне город Приморск.
[3] Аналогичный случай автору довелось наблюдать лично — почти в том же самом месте, но в 1968 году. Наши войска выходили из Чехословакии после известных событий. Колонна потрепанной бронетехники и грузовиков двигалась по одной из центральных улиц Калининграда — по Ленинскому проспекту. На тротуарах стояли горожане, смотрели, махали, приветствовали солдат. Раздались крики, один из грузовиков остановился — из-под тента выскочил боец — увидел у дороги свою маму.
Такой вот случай, к сюжету отношения не имевший, но произведший на малолетнего автора большое впечатление. Автор тоже с мамой на тротуаре стоял, смотрел. Совсем недавно это было.
[4] Правильнее — легкая самоходная артиллерийская установка истребитель танков «Хетцер» (нем. Hetzer), САУ выпускалась с апреля 1944 года. Боевая масса около 16 тонн, вооружение 75-мм пушка и пулемет МГ-34. В наших частях называлась чаще просто «самоходка», не имелось у наших военнослужащих привычки вдаваться в путанную немецкую классификацию и неблагозвучные названия.
[5] Прозвище немецкого реактивного шестиствольного миномета. За характерный звук снарядов нашими солдатами именовался «ишак», «скрипун» или «скрипуха».
[6] Скорее всего это разновидность 20-мм зенитного автомата FlaK 28/30/38, но в наших войсках их все подряд именовали «Эрликонами». Стрельба велась магазинами емкостью в 20 патронов.