— Ох, товарищи командиры, а нас Тима встречает! — закричал радист. — Прям на душе полегчало, сейчас дело само пойдет-поедет.
Действительно, перепрыгивая через ящики и канаты на причале, навстречу несся мелкий и крайне незаменимый старшина Лавренко, призывно махал рукой.
— Действительно, просто праздник какой-то, — восхитилась Катерина. — Может, мне даже самозарядку отдадут.
— Едем, товарищи! У меня тут «броня», только она сюда не протискивается, завалено все — сходу закричал Тимка. — Наши электростанцию штурмуют, вон она.
— Трудно ее не заметить, — Катерина еще раз глянула на пару высоченных труб совсем недалеко от причала. — Только спокойнее, без суеты. Нам сейчас метаться, время терять никак нельзя.
Тима докладывал обстановку: немцы засели на электростанции, от здания управления их выбили — там наша опергруппа удержалась, подмоги дождалась. Но машинный зал работает, здание там толстостенное, серьезное, без артиллерии не возьмешь. У ОМГП два танка осталось, сейчас где-то на подходе, от дивизии гаубичную батарею направили, но тех раньше чем через два-три часа не ждать…
Над заливом пронеслись два краснозвездных истребителя — ушли вдоль берега. Старшему лейтенанту Землякову очень хотелось верить, что это разведка, и строго в интересах текущей оперативной работы…
Пока опергруппа рысила за склады, Тимка завершал доклад по обстановке:
…— а майорская опергруппа погибла. Они как раз у машинных залов были, там, где трансформаторы или как их там…. По ним первым немцы огонь и открыли. Сейчас наши саперы пытаются в кабелях разобраться, взорвать нужный. Но тут же хозяйство огромное…
Опергруппа выскочила к бронетранспортеру — легкому, колесному — с борта смотрели бойцы с оружием наготове.
— А «Додж»-то твой где⁈ — ужаснулась Катерина.
— Так говорю же — прижали нас там у развилки, воевать пришлось. Побили наш «додж», водителя ранили. Но твою… вашу винтовку я прихватил. Магазины, снаряжение, все есть. Думаю, нужно забрать на всякий случай, упрут же.
— Тима, ты прекрасен!
— Господи, да потом любезничать будете, — взмолился Евгений. — Сейчас главное связь. Тимка, ты случаем, запасные батареи для «Севера» не взял?
— Взял. Радиста мне не дали — много побило наших. А батареи дали. Только это… давайте к своим, на электростанцию доедем. Тут небезопасно — немцы шныряют, частью переодетые, вообще ничего не поймешь. Мы тут едем, бежит какой-то субтильный в шляпе, и вдруг гранату…
— Некогда нам ездить, Горнявый давай связь, давай…
17 апреля 1945 года
Циммербуде
10:26
Выходить из-за защиты броневого бока бронетранспортера было неосмотрительно. Евгений вставал, делал два шага, снова присаживался на корточки. Радист работал из тесноватого нутра «222»-го[11]. Откуда взялся броневичок, Евгений так и не понял — литеры «Л» на броне не имелось, чумазый водитель незнаком — не из «Линды» и ОМГП машина. Ну, Тимка изыскал где-то транспорт — если надо, старшина всё может. Сам сидит за 20-миллиметровой пушкой, терпеливо ждет. Остальные бойцы ждут между машиной и стеной склада. Немного — три человека, потрепало отряд прикрытия. Вот и знакомую «тридцатьчетверку» подбили, товарищ Иванов немедля в мотострелки перешел. Вот даже не странно, что он здесь, оно вроде как и напрашивалось, не удивляет. Катерина шепотом о чем-то зубастого родственника расспрашивает. А минуты уходят, уходят…
Болела голова у старшего лейтенанта Земляков, подкатывала со стороны желудка тяжелое чувство, даже не тошнота, гадость какая-то глубоко физиологическая. Готовят немцы Старт, это прямо до невозможности организмом и умом ощущается. Нужно ехать, искать, срочно, тут каждая минута…
…но ехать некуда. Они рядом, где-то по берегу. Но местность незнакомая, проводников нет, определенно куда-то не туда заедешь. Но и сидеть невмоготу. Катерина отвратительно спокойна — это же даже не стальные нервы, а титановые пополам с победитовыми. Ладно, начальница — это понятно. Митрич, гад, тоже совершенно спокоен. Белеет бинт на горле под расстегнутым воротом гимнастерки и подпаленного комбинезона. Что-то сегодня всех в горло цепляет. Ничего, Звягина не очень глубоко, выкарабкается…
…Евгений с тоской осознал, что думает о чем угодно, но только не о деле. Но что о «стартовой» думать? В этом направлении мысль как та собака за своим хвостом крутится, истерично подскуливает и взгавкивает, никакого толку. Инфы мало. Спокойнее нужно, ждать, терпеть, экономить силы и нервы. Шанс еще есть…
Вновь из-заброни подал голос радист. И снова не то. Нельзя сказать, что рация молчит. Вводных много, по большей части уже открытым текстом шпарят. Спешит гаубичная батарея, летят-гремят по дороге, пытаясь не рассыпать траки, последние «тридцатьчетверки» отряда, перебрасывают от Фишхаузена разведроту, подходят тылы ОМГП, уточняют саперы по поводу кабеля: «бронированный ли и предположительное сечение?». Но это все не то.
Сиди, товарищ Земляков, жди. Все-таки тоже опыт имеешь. «Поздняк метаться», как говаривали соседи-комендачи Отдела «К». Времени осталось на одно движение, нет вариантов.
Посматривают искоса на старлея Катерина и Митрич — совершенно разные, и все же похожие. Опыт, иной уровень опыта. Нехрена они не родственники, просто… Опыт у них, да.
Старший лейтенант Земляков неожиданно для себя корчит злобную рожу — ну да, нервничаю, ерзаю и психую. Начал бы волосы рвать, но перед рядовым составом немного стыдно.
Улыбаются, садисты. Между прочим, даже сидят одинаково — винтовки между колен, только и разницы, что «трехлинейка» и «самозарядка».
— «Второй» передает, — в полный голос сообщает радист из-за брони. — 'Стоянка барж. Четыре километра юго-северо-восточнее окраины[12] Циммербуде. Береговой ориентир: въезд в рощу, там, предположительно, старая стройплощадка. Баржи опознаны как угольные. По реестру номера 34 и 77. В период 7–9 апреля западная баржа поменяла местоположение. Сдвиг около пятидесяти метров. Предположительно.
— Всё! Двинулись! — Катерина уже на ногах.
— Стойте! — кричит Горнявый. — Опять от «Второго». Данные авиаразведки. «Авиаразведкой обнаружено движение. Два буксира, баржи, катер. Ориентировочно три километра от окраины Циммербуде. Суда обстреляны нашими истребителями, ответного огня не открывали.»
— Понятно, передавай — «выдвигаемся».
Броневик оказывается разболтанным, гремящим, как котелок с гайками и гильзами, и до жути тесным из-за переполненности. В более тесной бронетехнике старшему лейтенанту приходилось ездить только во Львове, был там случай. Но что характерно, и тогда и сейчас неудобство салона и склонность рассыпаться на ходу на скоростные качества машин не влияли.
— Боги, да у нас сейчас колеса отлетят, — предрекает Катерина, сидя на борту и изо всех сил цепляясь за турель пушки.
— Не боись, проверенная машина! — кричит водитель, хищно согнувшийся на своем месте. — А ваще ты, товарищ разведчица, села бы рядом, оно надежнее.
Катерина советует умнику не отвлекаться, пока его не послали в пешем строю по известному направлению. Чумазый наглец хохочет, броневик уже скачет-гремит по поврежденной дороге, мелькают крайние дома. Трясет так, что чуть язык себе не прикусываешь, Евгений машинально придерживает подсумок с магазинами — как бы не повылетали. Хорошо. дозарядиться успели, пока ждали-нервничали.
…мелькают деревья и болотистые прогалины, близкого канала не видно, но он там, за леском. Изгибается дорога, броневик проскакивает брошенные повозки, лежащая в кювете убитая лошадь уже распухла, на тела немцев тоже лучше не смотреть…
Бах- хрясь! Броневик сходу преодолевает внезапную воронку.
— На танке оно было даже как-то спокойнее, — с грустью замечает Иванов. — А там немцев-то — по прибытию — много будет?
— Да хрен их знает. Порядком, видимо. Охрана, техники, беженцы, — говорит Евгений, оберегая норовящие клацнуть зубы. — Не пойму, почему медлят, не стартуют.