Выбрать главу

Двое немцев держали сабли или шпаги — относительно узкие и длинные клинки, почти без изгиба. Идентифицировать данный вид холодного оружия Евгений не мог — далек от темы. Смешливый атлет-немец покачивал топором — вполне знакомым армейским, немецким-саперным, но насаженным на более удлиненное топорище. Ладно топор и сабли — несколько экстравагантно, но понятно. Копья! У двоих немцев имелись копья — такие очень натуральные, сразу видно, не декоративные: в рост человека, с удлиненными гранеными наконечниками.

Экая дикость. Особенно в сочетании с прогрессивной резиной противогазов.

Один из немцев показал клинком сабле-шпаги на пистолет, отрицательно покачал кончиком клинка и пояснил:

— Газ. Не смертелен. При попытке выстрела оружие детонирует. Вам оторвет руку. Рекомендую сдаться. Вас допросят и, возможно, оставят жизнь. Нам нужны рабочие руки. Бежать здесь некуда. В другом мире.

Немец говорил краткими рублеными фразами. Довольно внятно, видимо, привык вести переговоры в противогазе.

— Что за газ? Не знаем мы никакого такого газа, — с некоторым высокомерием заявил Земляков.

Мысли метались: делать-то что⁈ Возможно, фрицы блефуют. Но очень сложный и нелепый блеф. Да и зачем? Открыли бы огонь первыми, амбразуры подготовить несложно, а в небольшом помещении деваться гостям некуда. Вряд ли они тут вместе с верой в противогазы обрели повышенную гуманность и религиозное неприятие огнестрельного оружия. Или очень хотят живьем взять, или с огнестрелом действительно проблемы. На последнее Катерина ранее неоднократно намекала — у них там иные традиции и привычки — выходит из строя импортное огнестрельное оружие, и патроны сами собой «варятся». А насчет «непременно живьем», так не будем самообманываться — шпага тоже не игрушка.

Катерина медленно опустила пистолеты — сразу оба, плавно, этаким нежным изящным движением. Немцы молчали, оперативники тоже молчали. У Евгения мелькнула мысль — у начальницы в запасе еще сюрприз. Как там, на палубе…

В тишине коротко лязгнул металл — красноармеец Иванов примкнул штык к своей незаменимой «трехлинейке».

— Это глупо, — сказал сквозь резину старший немец.

— Еще как! — на своем жутком немецком подтвердила Катерина, кладя пистолеты на пол. — Лучше уходите. Оно умнее будет.

Мезина так и не разогнулась — медленно потянула из ножен штык СВТ…

Внезапное, страшное в своей угрозе движение — красивая женщина в офицерской форме, с жуткой резиновой харей, в низкой стойке — одновременно безобразной и притягательной своим почти сексуальным напряжением. Очень обдуманная поза, наверное. И блеск узкого клинка штык-ножа…

Старшему лейтенанту Землякову внезапно стало стыдно. Ну, безумие же очевидное — с двумя штыками на пятерых крепко вооруженных гадов. Придется сейчас умирать среди газа и блеска стали. Но вот Катька — она же и в последний миг чертовски красивая кошка. Митрич — мужик, настоящий боец, рослый, в комбинезоне, с винтовкой наперевес. И товарищ переводчик: распояской, из оружия только ненужный пистолет, сапоги загажены, а от ворота гимнастерки так и вообще блевотой несет. Кажется, даже противогаз сикось-накось нацепил. Нет, Иришка не поверит, что любимый муж в этаком непотребном виде смертушку принял…

…Евгений осознал, что его на патетику малость заносит, такого еще не случалось. Видимо, совсем худо дело. И кувалду уже не выдернешь…

— Будьте благоразумн… — начал немец…

…Катерина прыгнула — истинно по-кошачьи, прямиком под стол. Казалось, расшибется о сварные ножки, но вытянувшись, пролетела-проскочила между стоек. В следующий миг ближайший немец, едва успевший наставить копье вниз, глухо заорал — его бедро было вспорото штык-ножом…

… лязгнула о пол ответная острая немецкая сталь, но Мезина уже ускользнула обратно под стол, даже ноги успела отдернуть…

…мигом все смешалось: немцы совали клинки под стол, норовя достать бешеную бабу, раненый бахнулся на пол, воя и пытаясь зажать длинно взрезанную ляжку. Митрич поймал на цевье винтовки рубящий удар топора, ударил в ответ прикладом… а на переводчика бежал свинорылый копейщик, тускло сиял длинный наконечник оружия…

… быстротечна подобная рукопашная, только в кино ее красиво и длинно демонстрируют. И это хорошо, это правильно, поскольку обреченным персонажам хоть еще миг, но пожить хочется…

… единственное, что успел сделать Евгений Земляков — швырнуть в резиновую морду копейщика уже окончательно ненужный пистолет…

… чуть притормозившего копейщика достал прикладом размашистый удар Митрича…

…но поздно — копье ударило пытавшегося увернуться Евгения в живот, отбросило к так и не закрытой двери. Старший лейтенант сполз по металлу, сел прямо на кувалду. Эх, не суждено было славно ею взмахнуть напоследок…

… словно зверье в таможне билось — резина и рыла фильтров искажали рычание, мат и стоны, дико хрипели люди, стараясь достать врага и не подставиться самим…

… имелось, ох имелось некоторое преимущество у Катерины Мезиной, в иных местах известной как Леди-с-Севера. Там ее знали, и ждали или опасались многого, а здесь… здесь недооценивали. Секунду недооценивали, но этого с лихвой хватило…

…второго сабельника достала прямо из-под стола — вздумал копье упавшего подхватить. Ну конечно, копьем-то из-под стола удобнее выковыривать, дурачок этакий… Штык-нож в пах кольнул, слегка, почти незаметно. Упал немец на колени, безумным ревом боли противогаз наполняя…

…все же задел штыком Иванов противника, длинный выпад был хорош, но и фриц прыток — почти отскочил, только поцарапало, а топором работать умел — едва ушел Митрич от ответного взмаха. Хрустнула несчастная «трехлинеечка», расщепился приклад. Эх, пропало ухоженное оружие…

…Сковала Катерина немца-копейщика, прижималась страстно, обхватывала за шею, и колола — по рукоять штык в живот уходил. В бешенстве была Мезина — видела, как переводчика ударили. Все видела Катерина, но опыт не давал ярости голову задурить — поскольку иначе в этот миг нельзя. Немец уже бросил копье, шарил по поясу, искал висящий в ножнах длинный нож, а штык СВТ прямиком рядом с той ищущей ладонью в брюхо входил…

… бросив убитого, но еще не понявшего этого немца, Катерина подхватила с пола саблю… эх, не успеть… продолжая движение, кинула оружие повыше. Гаркнула в противогаз невразумительное «Держи-Лови»! Нет, не надеялась, что поймет и подхватит…

… Поймал саблю Митрич — прямо почти не глядя поймал за клинок у рукояти, ударил, как длинным кинжалом-бебутом, немец ушел от удара…

… от страшного сабельно-кинжального ушел, а от укола штыка искалеченной «трехлинейки» не уклонился — достало четырехгранное жало, ушло в шею на треть — а больше и не нужно — насквозь проткнуло. Да, наработал Иванов силы в обеих руках — а как иначе? — в госпиталь попадаешь, то одна лапа калеченная, то другая, а то и обе нужно тренировать, чтоб костылями управлять…

… хрипел огромный немец, пытался от штыка и винтовки отстраниться, да сталь в горле не пускала…

… быстра рукопашная схватка, еще видел все это Евгений Земляков, хотя и затуманенно, поскольку из последних сил держал на себе немца, а тот рвался, рычал вовсе по-медвежьи, плевал в свой противогаз, силясь вскочить. Снова и снова стукались головы в резине, скрежетали фильтры противогазов. Но намертво вцепились руки переводчика в проймы боевого немецкого жилета, оказалось, удобно там хвататься…

…перепрыгивала через стол Катька — стремительная, прекрасная даже в уродливой маске…

…А еще быстрее шагнул к лежащим, дергающимся под воротами телам Митрич. Сверкнула в смутном свете сабле-шпага, этак с протягом, по-эскадронски…

…в последний миг посветлело во взоре Евгения — это скатилась с плеч немца голова. На миг легче стало, а потом вовсе поплыл, забрызгался мир и стеклянные окуляры… оказывается, выражение «и смерть затуманила его глаза» — очень точное выражение, ничуть не литературное…