* * *
Непонятно где и когда.
Но тепло.
Пригревало, и изрядно. И голову, и глаза сквозь сомкнутые веки. И тылы сквозь гимнастерку и офицерские бриджи.
Евгений приоткрыл один глаз и тут же зажмурился. Солнце, яркое, огромное. И судя по всему, под спиной песок, горячий, пляжный. Плеск волн. Рай. Эх, Иришки нет.
Для рая было даже как-то чересчур жарко. И на губах вкус резины, крови, блевоты… такой себе коктейль, вообще не «маргарита». И животу больно. Что-то в рай мимо чистилища пропихнули, а обмывание с душем были бы к месту.
Или вообще не рай?
Евгений повернул голову набок, с удвоенной осторожностью приоткрыл глаз. Спина, черная, пятнистая… черт сторожит. Не рай.
Нет, и не черт. Митрич. Сидит на песке и битую винтовку разглядывает.
— А мы где? — поинтересовался Евгений и подивился четкой ясности своего голоса. Прямо даже определенная музыкальность появилась. Ну, это к гнусавости противогаза привык.
— Так вот… на той стороне, — удивился, поворачиваясь, Митрич. — Ты же в сознании был, когда на волю вытаскивали.
— Вообще не помню, — признался Евгений. — А я как вообще? И где Катерина?
— Осматривается, вокруг бродит. А тебя прокололи. Думали, вообще насмерть. Потом тебя еще немец задавил.
— А чего не насмерть? — задумчиво уточнил Земляков и потрогал себя — повязка охватывала живот поперек, но довольно узко.
— Тебя спасла любовь к бюрократии, — сообщила со стороны невидимая Катерина. — Признаюсь, была не права. Представляешь, Дим, я ему говорю — «на кой столько журналов, там 'сдача смен» и «выдача инструментов», а он пихает, бурчит «сличим, вычислим»…
Евгений вспомнил. Это на складе Портала, когда в конторе изымали документацию. Полевой сумки не было, бесславно утеряна, пришлось запихивать конторские книги-журналы за пояс галифе под гимнастерку. Многовато было, пять книг. Спасли отчасти, значит. Кто бы мог подумать⁈ А ведь просто почерк в журналах понравился — четкий такой, разборчивый, с этими почерками вечно мучаешься, иной писарь прямо как злонамеренный японец карябает, сплошь готическими иероглифами. Господи, а ведь какая великая польза от правильного делопроизводства!
— Живой, значит, — удостоверился переводчик и испытал прилив вполне простительной радости.
— Не ерзай! — предупредила Катерина. — Пакет был один, повязка символическая. Там не очень проникающее ранение, просто второй пупок тебе сделали. Но загрязнять категорически не рекомендуется.
— Мне умыться нужно, — подумав, сообщил Евгений. — И желательно зубы почистить.
— Лучше бы лежал, — проворчала бывшая начальница, но категорически возражать не стала.
Земляков осторожно брел по песку, живот побаливал от каждого относительно резкого движения. Резано-колотая копейная травма — не шутки. Хорошо, что скорее, «надрезано-надколотая». А жутко ведь выглядело — как ткнет, гад… Копьем! Ну не дикость ли⁈ Но ведь жив переводчик!
Эйфория была легкой, возможно, из-за воздуха — тоже очень легкого, морского, но почему-то не отягощенного насыщенной густотой соли и йода. Или от трех солнц над головой: одно стояло почти в зените и порядком жарило, два других висели над горизонтом. Не, наверное, то не солнца — крупные планеты-спутники. Похожи на глаза, только несимметричные и разного размера. Нет, скорее на веснушки смахивают, ну, рыжим цветом. Земляков решил, что по возвращению нужно что-то почитать по астрономии, или просто космическое научно-фантастическое, развивающее. А то вот так попадаешь, и дурак-дураком.
А песок пляжа тянулся и тянулся, накатывали невысокие волны, оставляли комки водорослей и кривые, узловатые ветки неведомых саксаулов или кактусов. Импровизированный причал из вбитых рельс и короткого настила торчал над водой темным чуждым пятном. Вторым пятном темнел выход из ангара — большую часть строения скрывал все такой же бело-серый песок. Намело или немцы насыпали в целях маскировки, не совсем понятно.
Катерина сказала, что остров. «В море не лезть, там что-то плещется. Умыться можно в озерцах, в дюнах их много».
Переводчик кряхтя поднялся на невысокий склон, песок под сапогами казался довольно плотным, не очень-то сыпался. Виднелась цепочка следов главной контрразведчицы. Ориентируясь по ним и нежно придерживая бинт на животе, Евгений взобрался на символическую возвышенность. Вот озерцо — вода чистая, песчинки на дне видны. Из-под ног драпанула крошечная ящерка. Есть жизнь на Марсе, в смысле, на этой вот, на Трехглазой…
Евгений с величайшей осторожностью присел, выпутался из гимнастерки и зачерпнул воды. Пресная, и даже прохладная…
Товарищ Земляков не спешил, понимая, что остальным оперативникам нужно поговорить. Да и вообще спешить не хотелось. Не располагало к суете произошедшее. Очень странно операция закончилась. Или закономерна эта странность?
Понятно, часть немцев ушла. У причала видны следы множества ног, явно и лодки здесь стояли. Остров невелик — с дюны отчетливо просматриваются очертания берега. Но рядом соседние острова, еще меньше размерами. Куда-то дальше ушли беглые фрицы. Скорее всего, права Катерина, и версия, что здесь промежуточная база, пересадочная остановка, подтверждается. Почему и отчего так получилось — не совсем понятно. Хороший же мир. Воздух чистый и рыба явно водится, у линии прибоя чешуя и высохший хвост намекнули. Впрочем, любой мир недурен, если тебя не до конца проткнули и внутренние органы не повреждены.
Взяв слегка застиранную и уже подсохшую гимнастерку, Евгений поплелся обратно. Главное солнце изрядно сдвинулось по небосклону: то ли день тут короткий, то ли засиделся за постирушкой-медитацией товарищ Земляков.
— Прогулялся? Как брюхо? — поинтересовалась бывшая начальница.
— Живот выдержал травму достойно. Да и вообще полегчало. Головная боль порядком изнуряла, прямо не лучше копья, — признался Евгений.
— Это верно, — подтвердил Митрич, подкладывая собранные у прибоя сучья в маленький костер. Поджаривались насаженные на палочки рыбешки, размером чуть меньше ладони.
— Быстро вы освоились, — позавидовал Евгений.
— Это вот Катя, у нее и крючки с собой были, — пояснил Митрич. Он снял комбинезон и гимнастерку. Обнаженный по пояс, поджарый, худощавый, в подкатанных солдатских шароварах, он был похож на какого-то комбрига времен Гражданской, внезапно получившего отпуск.
— Крючки ношу на удачу, — усмехнулась главная контрразведчица. — А клюет здесь… даже неинтересно — совершенно непуганая ихтиология.
— Так-так, ну, раз вы о своем, о родственном, поговорили, могу я задать вопрос? Как все это получилось, что именно ты знала заранее, и откуда у тебя в столь нужный момент спасительный слесарный инструмент? — вопросил Евгений, косясь на аппетитно подрумянившуюся рыбку. — Ну и где мы вообще находимся?
— Если сдавать по вопросам «малым задним ходом»… Где мы, координаты и название — не знаю. Имелась рабочая версия, что «Кукушка» прыгала не напрямую, и по разным адресам, можно сказать, наугад. Эта версия подтвердилась. С инструментом понятнее. Научена горьким опытом. «Нитка-иголка, нож малый, компас, крючки и гарпун, прибор огнедобычи, томик Пушкина, ракетница…». Да, слегка преувеличиваю. Нож или монета с отточенным ребром, три детских крючка талисманом. А с кусачками вышло странно… Стою у радистов, мимоходом смотрю на инструмент. Чувствую, мне кусачки очень нравятся и нужны. Попросила, подарили.
— Отдать, наверное, надо, — Митрич полез в карман за кусачками.
— Перестань, кто же дареное возвращает? А тебе инструмент будет на память за руку прокушенную, — отмахнулась Катерина.
— Это что, такая интуиция развитая, с кусачками? — поинтересовался переводчик, глядя на рыбу. — Ты там случаем не мутируешь, а?