Окутанная дымами выхлопов и пороха, уходит вперед самоходка, падают с нее Митрич и Хрустов.
А за самоходкой виден еще один подбитый наш танк — встал бортовой «37». Не горит, сигают разом из башенного и люка мехвода танкисты.
Конец атаке… Уцелевшие танки отходят, быстро пятятся, бьет с «короткой» последняя самоходка.
— Туда! Вон он — ровик! — орет Митрич. — Жопой шевели! Бьет же.
Строчки пулемета ложатся по снегу, взбивают рыхлые комья. Олег ползет, ни о чем в общем-то не думая. Вернее, удивляясь, что пулемет тоже не виден. Наверное, как с «тигром» — только в последний момент взгляд врага и находит.
Втроем, почти одновременно сваливаются в ровик. Наверное, это окоп, довольно старый, пустой, незаметный, видимо, немцы заранее вырыли, но не заняли. Снега полно, на дне вода. Но пулемет сюда не достает.
Олег хрипит, вытирает морду снегом — тот почти и не холодный.
— Прилучко где?
— Да там. Где упал.
— Убит?
— Да кто ж его знает, — Митрич сдергивает с шеи стрелка-радиста автомат, стягивает телогрейку — Хрустов орет от боли. Рука сантиметрах в десяти выше сгиба локтя в крови, похоже, кость задета.
— Вот, вовремя ножичек я сделал! — дед вспарывает своим куцым «складником» рукав комбинезона и нижнюю бязевую рубаху раненого.
— Всё у тебя вовремя, прямо удивительно, — бормочет лейтенант.
— Ты наблюдай, наблюдай. Неровен час, подберутся фрицы нас в плен брать. На это я не согласен, — напоминает Митрич, ловко бинтуя руку кряхтящего раненного.
Олег наблюдает. По сути, впереди ничего не видно — несчастливые десантники сидят почти у подножья склона, недалеко от дороги. Отлично виден ближний склон — совершенно пустынный, это только сейчас вблизи очевидны короткие траншеи, ровики и подготовленное пулеметное гнездо. Еще виден край дальнего холма — но немцы там сидят где-то выше, их не разглядеть.
Зато видны подбитые и отходящие наши машины. Потеряна почти половина, уцелевшие отходят, маневрируя и изредка отстреливаясь — больше наугад, достать верхний «тигр» на такой дистанции и с такой позиции практически невозможно. Но и немцы достреливать советские машины не спешат — на холме изрядно бухает — накрывает вершину наша артиллерийская батарея, довольно точно снаряды кладет. Вряд ли достанут и разобьют бронированного гада, отполз наверняка, запрятался. Но где же его помощники? Определенно еще самоходка была, а может, и две-три…
Наш артналет закончился. Доносились резкие очереди немецкого пулемета — бьет по кому-то на поле, следит, шкура. Но здешнюю позицию пулеметчики не видят, да и отсюда — из траншейки — уже ничего толком не разглядеть. Разве что свои подбитые танки.
— Ничего, сейчас темнеет рано, отойдем, — пробормотал Олег. — Ты, Хрустов, не переживай. Отползешь в тыл, примут как родного. Санбат, медсестрички, усиленное питание….
Хрустов теперь с подвязанной на шею рукой, ему стало чуть легче. Сидел на дне окопа, поскрипывал зубами:
— Да что там, товарищ лейтенант, я не понимаю, что ли. Обидно, что напрасно. Ничего мы не сделали, да и сделать не могли.
— То вопрос философский, — вмешался Митрич. — Напрасного на свете не так много, как нам, дуракам, кажется. Хотя можно и всё подряд пустым считать. Вы лучше скажите — с нашим башнером что сталось? Я его спихнул, он вроде целым был, цеплялся изо всех сил, прям не оторвешь. Потом прострочило, что ли?
Рассмотреть наводчика не удавалось: вроде лежал не так далеко, но пятна проталин и вывороченной гусеницами земли заслоняли-маскировали.
Неудачливые танкодесантники начали застывать — в заснеженном окопе, да еще с мокрыми ногами было студено. Олег сидел, засунув кисти в рукава телогрейки, упершись ногами в противоположную стенку траншеи — так было чуть суше. Раздумывал о «тигре» и крайне неудачном бое. Понятно, орудие на гаде стоит хорошее, оптика отличная. Но видимо, большую роль сыграло то, что немцы местность отлично знают, а мы наудачу атакуем, без толковой разведки. Вот и получили.
— Не, не нашей фортуны сегодня день, — молвил в такт командирским мыслям Митрич.
— Да, нужно было разведку послать, — кивнул Олег.
— Щас не про то. Слышишь?
Правее по склону доносились звуки, вроде снег вдали причавкивал.
— Фрицы⁈ — в ужасе прошептал Хрустов.
— Тебе-то чего, сиди, помалкивай, «наган» грей, — шикнул Митрич. — Отобьемся.
Немцы спускались неспешно — трое — все в белом-маскировочном, с автоматами. Отчетливо донеслась негромкая спокойная фраза — уверены в себе гады. Правда, смотрят куда-то правее. Траншею пока не видят, или пустой считают.
Олег с облегчением вспомнил, что шапку так и не успел сменить — на голове задрипанная серая ушанка, и сама похожая на ком грязного снега. А ведь хотел новую достать…
Толкнул Митрича — нужно бить! Немцы действительно удобно подставились — метров сорок, боком идут. При удаче можно одной очередью срезать-положить, ППШ проверен, полный диск.
Митрич отрицательно качнул головой, не оборачиваясь, показал гранату и сделал не очень понятный жест — вроде как ныряющий. Это он куда гранату решил зашвыривать?
— За тылом следи, лейтенант, за тылом, — чуть слышно прошептал Митрич.
Олег оглянулся и оторопел. Двое немцев, непонятно откуда взявшихся, присели на склоне. Шагах в пятидесяти. Смотрели, правда, тоже в сторону — в сторону дороги, на подбитый танк.
— Щас засядут, я тех троих гранатой, ты сразу автоматом прижмешь. А я тех что с жопы возьму… — скороговоркой прошептал Митрич.
— Ну… — от неожиданности Олег не нашелся, что возразить.
Уму непостижимо, как немцы сзади оказались. Нет, понятно, что шли согласованно, двумя группами по склонам, холм огибали, чтобы у траншей встретиться, но откуда дед знать мог…
Немцы — те, что первые — действительно начали исчезать. Попросту спрыгнули в невидимый окоп. Тут же Митрич, широко размахнувшись, метнул туда «лимонку» — та одновременно с последним фрицем в окоп канула. Оттуда донесся испуганный возглас…
Только расслышать, что немцы заорали, Олег не смог — дед, разом потерявший интерес к траншейным фрицам, резко развернулся, ощутимо задев командира винтовкой, вскинул «трехлинейку», шикнув:
— Тех прижмешь!
Бахнула, подняв из окопа дым и снежную пыль, граната. Выпрыгнувший было на бруствер немец свалился обратно….
…Одновременно Митрич выстрелил, свалил одного из оглянувшихся «тыльных» немцев….
Дальше Олег перестал особо улавливать суть событий, поскольку оглушенные гранатой немцы вновь полезли из окопа, пришлось по ним строчить…
Одного подстрелил сразу — строчка поперек спины прошла, немец рухнул, как подкошенный. Второй оказался вертким, бежал по снегу вверх не оглядываясь, тяжело и не быстро, но вроде умышленно вилял. Очередь, еще…. Удалялась спина с прыгающим капюшоном куртки…. Вот сука, как заколдованный.
За спиной протарахтела очередь немецкого автомата, в ответ бахнула винтовка, а Олег пытался поймать на прицел прыткого «своего» фрица. Короткая очередь, да что ж… опять мимо. Удерет же…
В очередной раз стукнула винтовка Митрича — ноги немца заплелись, обернулся и замер на снегу.
— Вот, а то все «автомат, автомат», — с удовлетворением сказал дед, вкладывая в «трехлинейку» новую обойму. — Винтовка годнее. И опять же экономия патронов.
— В окопе один фриц засел, — указал автоматным стволом Олег.
— Битый уже небось. Но для профилактики… — дед сдернул кольцо с гранаты, зашвырнул в не подающий признаков жизни окоп.
Присели, пережидая разрыв.
— Швыряешь, словно.… В «городки» до войны много играл, что ли? — нервно проворчал Олег.
— Чего сразу «в городки»? Гранатометание — дело нехитрое, просто аккуратности требует. А у нас, у столяров, аккуратность вполне наработана. Хотя это, конечно, не из башни бомбами наперегонки швыряться. Вот там и виртуозность, и щедрость.
— Да там и гранат в боеукладке навалом. А тут наоборот, — неловко пояснил Олег.