Ни тот, ни другой, ни третий случай не соответствовал случаю Сидора. Он был… пастух… этого… стада.
У него даже в мыслях были одни лишь матерные слова для точного описания своего настоящего положения. Всё о чём он мечтал, о чём думал, к чему мысленно готовился — всё пошло на этом перегоне прахом…
Сидор про себя повеселился собственным, пришедшим в голову мыслям.
— "Придёт же в голову такая дурь, — подумал он, позёвывая. Под бочину ему впился какой-то корешок и он с недовольным ворчанием лениво перевернулся на другой бок.
Да нахрена оно ему нужно, начальство это! Есть Корней! Пусть этот дурак, умудрившийся купить на три тысячи лошадей больше чем им было нужно, и тем фактически сорвавший тщательно подготовленную Сидором за долгую зиму операцию, пусть он и возглавляет этот перегон. Причём купивший то, что им в принципе то и не надо было.
Захотел элитных лошадей завести? Так пусть бы теперь покорячился.
Ага! Как же!
Сидор недовольно поморщился. Корячиться-то, как раз пришлось ему. Корней, скотина такая, ничем кроме своих военных побрякушек заниматься не хотел. И как только у него под рукой появился Сидор со своей дурацкой жаждой воинской славы, как у Корнея почему-то на всякие хозяйственные нужды тут же не оказывалось времени. И в результате всё это огромное хозяйство по обеспечению перегона пришлось тащить на своём хребте удачно подвернувшемуся ему под руку Сидору. Хорошо что хоть помошников он себе постепенно подобрал толковых, из тех купцов, что остались с табунами охранять своих лошадей. Иначе бы точно зашился.
— "Элитное племеноводство!" — чуть не выплюнул из себя ненавистные слова Сидор. Как же он теперь ненавидел этот простой, научный термин.
Собранные в один табун элитные жеребцы отказались сами разделяться по своим, отдельным, элитным признакам, и тут же бросились в борьбу за неожиданно оказавшихся у них в прямом доступе чужих кобыл. Захотели тут же порушить всю элитную работу, проведённую до них несколькими поколениями животноводов амазонок.
— "Боже! Каких трудов ему стоило всех их развести по своим отдельным табунам. Да чтоб они не пересекались, да не переопылялись"…
Сидор замер в раздумьях. Наверное плёток с десяток он поистрепал всего за один какой-то паршивый месяц, препятствуя подобному переопылению.
— "Нет! Переопыляться — это из другой области", — чуть не расхохотался он над собственной шуткой.
— "Дожил, — посетовал он сам себе. — Теперь даже шучу сам с собой".
После того как он до потери сознания избил подвернувшимся под руку дрыном заснувшего на посту дежурного пастуха, который своей безалаберностью чуть не привёл дело к тому, что вот один… такой чересчур активный жеребец меклекбургской породы чуть не "переопылил" вдруг оказавшихся доступными кобыл лонгарских тяжеловозов… С тех пор разговаривать ему стало практически не с кем. Если не считать немногих своих помощников из купцов. И так не слишком то хорошие его отношения с курсантами окончательно испортились.
Прилюдное его обещание после этого случая убить любого, кто по неважно какой причине допустит порчу элитных кобыл, окончательно разорвало бывшее ещё ранее внешнее подобие нормальных отношений между ним и курсантами.
Впрочем, Сидору было на это откровенно плевать. Ему вдруг стало совершенно безразлично чужое мнение, кто там что о нём чего думает. Ему стало крайне важно сохранить чистоту породы и не допустить никакой порчи. А пустить прахом труды нескольких поколений животноводов Амазонии, веками занимавшихся селекцией лошадей, из-за какого-то разгильдяя, кто собственный сон ставит превыше всего, он был не намерен.
И видимо в тот момент он был по-настоящему убедителен, раз таких случаев со стороны курсантов больше не было. Курсанты прониклись. Ему поверили. Он действительно теперь был готов убить любого, кто допустит подобное разгильдяйство, настолько он сам уже проникся идеями племенного животноводства, ещё совсем недавно буквально навязанными ему Корнеем.
К слову сказать, который сам теперь отнюдь не спешил заниматься тем делом, которому был единоличным инициатором, полностью сосредоточившись на своих военных игрушках. К которым категорически теперь не подпускал Сидора: ни к охране табунов, ни к совместным с курсантами тренировкам, ни к вольтижировке. Ни к разгону и показательному уничтожению бродячих шаек случайно попавшихся им навстречу конокрадов-амазонок, пожелавших сдуру поживиться за их счёт. Ни к чему тому, к слову сказать, к чему из-за дикой усталости теперь совершенно не стремился и сам Сидор.