Ну и, как говорится — на сладкое, Корней теперь полностью сосредоточился на разгроме перегородившей им дорогу целой армии каких-то молоденьких амазонок, непонятко как вдруг оказавшихся прямо перед ними. Словно спецально ждали.
Что, опять же, очень было на то похоже.
— "Боже! Как же я всё-таки устал!" — подумал Сидор, с силой пройдясь лёгким массажом по кончикам и фалангам пальцев, тщательно разминая суставы.
Он устало потянулся, вытянув на брошенной им под телегу кошме до сих пор гудящие от дикой усталости ноги. Прошедшая, на удивление спокойная ночь, так и не смогла окончательно восстановить ему силы.
Как всё же он устал за всего лишь один какой-то месяц перегона. Ему казалось что прошло целых полгода, а не каких-то тридцать дней. Сил на что-либо не было вообще.
Он поймал себя на мысли что доволен. Действительно доволен тем что какие-то шальные соплюшки перекрыли им проход сквозь "Бутылочное Горлышко" и он имел целых семь дней тишины и спокойного отдыха, и смог наконец-то хотя бы первый раз за прошедший месяц выспаться. Относительной, конечно, тишины и спокойствия, но всё же.
То что при этом ему приходилось решать тысячи постоянно возникающих вопросов и с лошадьми, и по хозяйственной жизни лагеря, было не в счёт. По ставнению с тем что творилось во время перегона это был чистый курорт, санаторий.
— Хоть выспался. — порадовался он сам себе, опять сладостно потянувшись.
— Трофим! — радостно заорал он, увидав спешащего куда-то знакомого корнеевского сотника. — Совещание уже началось?
— Ага! — довольно кивнул он сам себе. — Судя по кривой роже Трофима ещё не началось, но уже скоро. Пожалуй, схожу ка и я туда, — довольно ухмыльнулся он, поняв что не проспал назначенное на утро совещание. — Пора подёргать за усы этих воинственных тигров, по чьёму-то недомыслию названных курсантами, а то что-то они за последнее время слишком много возомнили о себе, и совсем мышей перестали ловить. Пора дать им хорошего пинка, — нагло ухмыльнулся он. — Я отоспался и готов двигаться дальше. Нехрен сиднем сидеть на одном месте. Лично мне это уже надоело и меня дома красавица жена ждёт.
— Пора! Труба зовёт!
С этими молоденькими амазонками, недавними выпускницами чуть ли не всех воинских училищ со всей Амазонии вообще было много неясного. С какого такого перепугу они вдруг все вместе оказались у них на пути, да ещё в таком количестве. Четыре с половиной тысяч недавних выпускниц, практически весь выпуск этого года, за исключением пары элитных столичных, вдруг оказавшийся стоящим прямо перед ними?
В этом было много странного. И ничего случайного.
Да и место где они их встретили, навевало всякие нехорошие мысли. И одна, самая главная из них — о чьей-то тупости и недомыслии. И Сидор прекрасно знал чьей. Его! Потому как он и только он с самого начала, чуть ли не единолично спланировал всю эту операцию, и выпускать в самый ответственный момент вожжи из рук, надеясь на непроверенных товарищей, было откровенной дурью. За что и получил!
Безкрайняя левобережная лонгарская равнина, на необъятных просторах которой ещё неделю назад Сидору казалось можно было безследно затеряться с каким угодно по численности табуном, неожиданно оказалась удивительно тесной.
Огромная, широкая, вытянутая с севера на юг низина, рассекающая длинной цепью непроходимого чернолесья и бездонных болот всю лонгарскую равнину ровно пополам и делящая её на две условно равные части: Верхнее и Нижнее Левобережье, тянулась от реки и до самых гор. С одним единственным удобным и безопасным для прогона больших табунов проходом, имеющим у местных довольно символичное название — "Бутылочное горлышко".
Это было неширокое, шириной всего версты в две-три, и длинное, в полтора десятка вёрст относительно сухое и ровное возвышение на самом севере этой низины, между её северным краем и рекой.
Место давно и всем хорошо известное. Через него всегда все гоняли стада коров и овец при перегонах стад вверх или вниз по лонгарской равнине. Проход был настолько всем хорошо знаком и привычен, что никто никогда не задумывался над тем, что он был один такой удобный на всём огромном протяжении низины от гор до реки.
Были конечно и другие проходы, и их было много. И безусловно, знающему человеку пробраться где-нибудь в стороне от основного, широко известного прохода, среди этого дикого месива лесов и болот труда особого не составляло. Но они все были намного более узкие, извилистые и для перегона большого стада животных малопригодны. Можно было много животных потерять в подступающей со всех боков трясине.