— Нет же для них ничего, — в сильнейшем раздражении Сидор развёл руками. — Знал бы, так пеньки бы им в долине оставил. А так, — недоумевающе пожал он плечами, — за зиму курсанты всё расчистили.
— Ну в самом деле, — возмущённо посмотрел он на друзей. — Не брать же нам новое поле лишь потому, что медведи желают чтоб их постоянно кормили рыбой.
— У нас и рыба то не своя, а дарёная.
— Сегодня дают, а завтра пошлют. И будут в своём праве, рыба то не нами выловленная, а их, клановая.
— И чего делать? — жалобно посмотрела на него Маша. — Может придумаешь чего? Жалко ведь Катеньку. Ей ведь тоже деваться некуда. Её обязали, а она бедняжка бьётся, как рыба об лёд, не знает куды сунуться.
— Надо ей помочь! — строгим, решительным тоном потребовала она от Сидора, в то же время жалобно глядя на него.
— Хороша рыба, — косо посмотрел на неё Сидор. — Эдакая рыбка под двести с лишним кило весом. Как хряснется об лёд, так от того льда одни ошмётки во все стороны полетят, — недовольно проворчал он.
— Как же ты не вовремя со своими медведями, — раздражённо покачал он головой. — Тут с арендаторами твоими надо что-то решать. Только, только наклёвываться реальное соглашение стало с сектантами этими, а тут ты… Опять!
— Ну, знаешь! — мгновенно возмутилась Маша. — Я не…
— Хотя? — перебил её Сидор.
Не обращая внимания на забухтевшую Машу, он с сосредоточенным видом о чём-то глубоко задумался.
— Есть одна мысль, — неторопливо продолжил он.
— Можно попробовать их использовать на расчистке русла на Каменке, возле Корнеевского полигона и в том заливе где у нас лодьи строятся. Пусть попробуют с нашими ребятами брёвна из реки потаскать, чтоб хоть немного расчистить протоку, а то там совершенно невозможно сквозь старый завал продраться. Толян постоянно ругается, грозится послать всех нахрен чтоб сами разгребали это поганище.
— Шкура у медведя толстая, сало подкожное после зимы ещё осталось. Наверное… — с сомнением посмотрел он на друзей. — Вот пусть и поныряют, кормёжку отрабатывая. Всё лучше, чем мужики в ледяную воду полезут.
— Эти наши кожаные комбезы, блин. Непромокаемые…, - поморщился он. — Только до первого сучка, а потом клей, не клей, а воду всё одно пропускают. Да и потеешь в них сильно, — тяжело вздохнул он. — Неудобно. Опять же Толян жалуется что к концу смены из сапог воду можно вёдрами выливать, так человек потеет. А это не есть хорошо, — тяжело вздохнул он. — Похоже, что-то с профессором мы не додумали с этими непромокаемыми комбезами.
— Видать, потому то и спроса на них нет, — вяло пожаловался он куда-то в пространство.
Подняв на Маню вопросительный взгляд он добился от неё только недоумённого, растерянного пожатия плеч. Как и он, Маша совершенно не представляла во что бы это всё могло вылиться и возможна ли в принципе с мишками подобная совместная работа.
— Посмотрим? — Маша с сомнением бросила взгляд на Сидора. Растерянная, как и у него физиономия её не вызывала ни малейшего оптимизма. — Может, что и получится?
Прошло несколько дней с того вечера, когда Сидор попросил Машу передать Катеньке его просьбу направить пару мишек в помощь их бригаде водолазов, расчищающих русло Каменки от топляка. И чтоб занять чем-то мишек, и чтобы наконец-то сдвинуть с мёртвой точке безуспешные попытки Пашиных ушкуйников разгребсти старый залом на реке.
Пока что, сколько они там не бились, видимого эффекта от их усилий не было, а речной путь вниз по реке к нижележащему там Северному речному порту города был кровь как необходим. Уж, больно дорога в город по этой части речной поймы была вертлява и топка. И это — не говоря про то, что можно было запросто свихнуться, ища дорогу в город среди многочисленной череды существующих там заболоченных озёр, проток, стариц и каких-то впадающих в Каменку мелких ручьёв и небольших речек.
Выбранный ими для постройки своих лодий залив постепенно развивался. Лодьи, хоть и с большим скрипом, но строились; Речная Крепость — непонятно зачем строящееся рядом с верфями убоище, тоже, худо бедно но стены постепенно подымала; а Корнеевский Дацан, или иначе его школа, место под который он присмотрел там же, рядом, тоже постепенно начинал приобретать зримые очертания. И проблема прямой связи с городом по воде вставала всё более и более остро, поскольку мотаться на лошадях по грязной, заболоченной пойме, особенно по весне, когда почва там разбухла от подступивших паводковых и грунтовых вод и была практически непроезжая, а точнее — непролазна, было сущим мучением.