— Кто знает, — развел руками Микола. — Наверно, Бандере… Но сначала материалы должны были попасть к связным, а уже потом — по назначению.
Тарасюк глянул на Мамчура:
— А мог бы кто-нибудь из вас вместо Черноты понести почту?
— Не дальше первого пункта связи, — покачал головой Микола. — Чернота достаточно известен в среде националистов. Правда, связь может проходить через Марту. Думаю, примет Черноты ей не дали, потому что группу должен был вести я.
— А кто такая Марта? — полюбопытствовал полковник.
— Националистка. По поручению ОУН служит горничной у Елизаветы — дочери гетмана Скоропадского.
— Выходит, оуновцы имеют своих людей и в среде монархистов? — удивился Ченчевич.
— Такая агентура, конечно, есть. Но я знаю только про Марту.
Тарасюк вынул блокнот, полистал мелко исписанные странички:
— Вам известен, Микола, вот этот адрес: Берлин, Ванзее, Алоизенштрассе, 14?
Мамчур отрицательно покачал головой.
— Так вот, этот адрес был обнаружен в бумагах Черноты, — продолжал полковник. — Как утверждают местные жители, неподалеку, на той же улице, находится вилла Скоропадских. Более точных сведений пока что не имеем. Откровенно говоря, личность гетмана и местонахождение его виллы интересовали нас меньше всего… Но теперь в связи с вашими предложениями… Видите, тут есть определенное совпадение. Мартой стоит заняться.
— К сожалению, о ней я знаю мало, да и то из вторых рук. Сначала она, кажется, имела задание собирать материалы, которые компрометировали гетманцев в глазах немцев…
— Зачем это нужно было оуновцам? — перебил Ченчевич.
— Перед войной эмигрантские круги монархистов заявили о своих претензиях на руководство националистическим движением и надеялись с помощью вермахта получить украинский трон. Но бандеровцы и мельниковцы не меньше их рвались к власти…
Так оно и было на самом деле.
Уже после оккупации гитлеровцами Польши экс-гетман понял, что его оттеснили более ловкие конкуренты из ОУН, захватившие самые теплые места в созданных немцами комитетах и учреждениях. Тогда Скоропадский отправил Елизавету в Варшаву, а сам устроил в Берлине хозяевам сцену ревности — обратился во внешнеполитический отдел фашистской партии с жалобой на своих «политических оппонентов». Решение фашистской верхушки было недвусмысленно: ликвидировать агентурную дискриминацию по отношению к сторонникам гетмана. Оуновцам ничего не оставалось, как потесниться и поделиться немецкими марками и оккупационными злотыми.
Но проходило время, а «домашняя война» между оуновцами и гетманцами не прекращалась. И даже больше — от взаимных поклепов и грязной ругани обе стороны перешли к физическому уничтожению противников. Однако жизни «его ясновельможности» опасность не угрожала. Он был постоянно под охраной, и не только гетманской, но и немецкой, потому что в покоях «монаршего дворца» на Глендорфплац, где за банкетными столами собирались самозваные генералы да атаманы, провозглашались звонкие тосты в честь фюрера и «великой Германии».
Что ж, за верность рейху министерство иностранных дел приплачивало Скоропадскому значительное содержание вдобавок к ежемесячному гонорару, назначенному еще в 1928 году покойным президентом генерал-фельдмаршалом Гинденбургом.
— Как, по вашему мнению, Микола, кто взял верх в этой схватке? — спросил Тарасюк.
— Конечно, оуновцы. Правда, кто-то из руководства рассказывал, будто гитлеровцы давали Скоропадскому особые поручения, поэтому среди всех претендентов на гетманскую булаву из числа монархистов он был у них на особом счету. Еще перед войной с согласия Скоропадского абвер использовал для переброски в Советский Союз со шпионскими заданиями старые кадры гетманской полиции и разведки. Да и в военные годы «его ясновельможность» помогал гитлеровцам своей агентурой, разбросанной по многим странам Европы и Латинской Америки.
— На кого же еще ориентировался Скоропадский?
— Говорят, сотрудничал со многими иностранными разведками, но тесней всего был связан с военными и разведывательными кругами Германии. В гестапо и Министерстве иностранных дел его лояльность не вызывала сомнений. К тому же гетман в близком родстве с фашистской верхушкой. Используя служебное положение и связи мужа, графа Монтрезора, Елизавета часто бывала вместе с ним и с Мартой в странах Европы и Латинской Америки. Там выполняла отцовские поручения.
— Как же расценивали фашисты Елизаветины поездки? — поинтересовался Тарасюк. — О таких деталях Марта не информировала оуновцев?
— В этом не было нужды. О реакции немцев рассказывал руководитель ОУН в «генерал-губернаторстве» Роман Сушко, поддерживавший тесные контакты с нацистским полковником Альфредом Бизанцем — так называемым специалистом «по украинским делам». Он и передал Сушко, будто бы, со слов гауляйтера Польши Ганса Франка, старый болтун Скоропадский не может удержаться, чтобы не заработать лишней копейки на продаже информации. Разведка нарочно раскрывала ему всяческие «тайны», чтобы использовать алчность гетмана и Елизаветины поездки для дезинформации своих противников. Но эти зарубежные вояжи очень интересовали оуновских верховодов.
— В каком плане?
— В плане налаживания контактов с заграницей. Сначала была идея использовать непосредственно Елизавету, но зверхники побаивались, что об этом станет известно Скоропадскому и он донесет на них немцам. Однако события на фронте развивались быстро, и не в пользу вермахта. Тогда руководители ОУН решились. Весной 1944 года по заданию центрального провода ОУН на связь с Мартой вышел «брат». После его возвращения на Украину пошли слухи, что уже установлена связь с заграницей, но есть приказ ни в коем случае не порывать с немцами. Незадолго до этого на Львовщине состоялось совещание членов центрального провода ОУН, на котором пришлось признать: немцы войну проиграли. Зашла речь о новых связях. Шухевича спросили, согласились бы англичане или американцы, хотя они и союзники Советского Союза в войне, поддерживать с нами контакты. Тот ответил, что они на стороне Советского Союза до тех пор, пока не разбит Гитлер.
— Наверное, не только Шухевич интересовался зарубежными связями?
— А как же. Помните, я рассказывал вам про члена центрального провода Петра? Так вот, он говорил мне, что связь с американцами уже существует и она надежна. «Если бы мы не могли рассчитывать на них, — твердил он, — так нам тут нечего было бы делать». Под большим секретом Петро сообщил, что Лебедь, связавшись с американцами в Италии, передал на Украину такое указание: «Наша борьба против Советов должна продолжаться и даже усилиться после того, как немцы проиграют войну». Наверное, к этому подстрекают руководителей ОУН иностранные разведки, а такие, как Шухевич, Лебедь, Гриньох, будут делать все, чтобы борьба националистических банд длилась как можно дольше.
— Их уже давно ждет скамья подсудимых, — сказал Тарасюк, — но задержать и обезвредить этих преступников не так просто. Об их безопасности небось позаботились наши союзники. И все-таки попытаемся что-нибудь сделать. — Полковник задумался. — Говорите, Марта незнакома с Чернотой? А что, если мы этим воспользуемся и пошлем к ней вместо Черноты своего человека?
— Слишком рискованно, — возразил Мамчур. — Случаются и неожиданности. А что, если чекисты появятся в роли рядовых боевиков? Вот, скажем, если бы я с кем-нибудь искал связи после гибели Черноты, то наверняка постучался бы к Марте. Вспоминаю, Чернота как-то намекнул, что надо будет всем переодеться в штатское, иначе нас могут принять за чужих. А еще он говорил, будто на промежуточном пункте связи мы получим указания, деньги и документы.
— А относительно почты?
— Думаю, за ней пришлют доверенного человека. Его можно было бы подкараулить. А дальше все зависит от обстоятельств…
Над Берлином занимался новый день. Надо было прощаться.
— Отныне, Микола, вы переходите в распоряжение командования госпиталя, — сказал Ченчевич.
Полковник Тарасюк тоже поднялся, протянул руку:
— Счастья вам, Микола! Может, еще встретимся… Обязательно встретимся на Украине. Я верю, вы не подведете. Итак, до встречи.
Мамчуру хотелось обнять этих людей, которые стали ему такими близкими, расцеловать их на прощание. А он стоял неподвижно и только смотрел. Не мог отвести взгляд от их улыбающихся лиц.
…Когда гвардейцы новыми залпами по фашистскому логову ознаменовали праздник Первого мая, Микола мчался в эшелоне на восток. Обгоняя его, из Берлина на Родину летела весть: