– Разумеется, – отвечает участковый. – Он стоял напротив, и свет прямо падал на него.
– Продиктуйте описание всех примет писарю. Возможно, уже этой ночью мы сможем их сравнить.
– Я сразу его узнаю, товарищ капитан.
– Прекрасно. А пока побудьте здесь.
На руке участкового обручальное кольцо. Значит, он женат: в таком возрасте, а ему лет сорок пять, человек обычно имеет семью.
– Если хотите, я попрошу кого-нибудь предупредить вашу жену. Не исключено, что вам придется задержаться на всю ночь.
– Не беспокойтесь, товарищ капитан. Моя жена знает, что такое наша служба.
Входит Трешгаский и еще с порога говорит:
– Пришлось доставить сюда Винерта. Он не хотел отдавать сберегательные книжки и оказал сопротивление, ранил одного из наших сотрудников кухонным ножом.
При упоминании имени Винерта я взрываюсь.
– Оставьте его в изоляторе, у нас пока нет времени с ним возиться, – решаю я. – Что еще обнаружила группа? Доложите подробно.
Я возвращаюсь в кабинет, закрываю за собой двери, чтобы меня не беспокоили. Участковый начинает диктовать. Стучит пишущая машинка. Трепинский отдает приказания, трещат телефоны, приходят связные.
Я вновь берусь за письмо.
«Характер, уважаемый капитан, – это прежде всего синтез личных склонностей, внешних влияний и известной порции идиотизма, который в той или иной мере свойствен любому индивидууму. Но допустите на миг, что появляется индивидуум, который, к счастью для него, лишен этого идиотизма. А его, к великому сожалению, считают самым заурядным членом общества, хотя он, напротив, наделен разумной способностью полемизировать с законами этого идиотского общества и бороться с ним, прибегая к надлежащим аргументам рассудка.
Именно таков мой случай. Я мыслю философски, ясными категориями. К примеру, могу представить себе зло не как результат каких-то обстоятельств, а как основной созидательный материал, без которого миру не обойтись и который подчиняет себе человеческую совесть.
Вот доказательства…»
Да, разрушительная философия яростного индивидуализма с примесью презрения и ненависти к людям. Решаю читать дальше, но тут внезапно настежь распахиваются обитые войлоком двери моего кабинета и входит один из сотрудников.
– Товарищ капитан! Установлено имя владельца машины.
Перед дверью моего кабинета звонит по телефону сотрудник. Слышу, как он произносит имя:
– Гинек Фабера? Повторите! Гинек Фабера! Понимаю. Номер – четыре ноля два четыре два. Повторите! Понятно. Доложу.
Сотрудник записывает эти данные в блокнот.
– Немедленно сведения о нем и адрес!
Сотрудник, держа телефонную трубку в руке, даже привстает от нетерпения. В ту же минуту я оказываюсь рядом с ним.
– Что? Какая? Красная? Нет! Черный лимузин.
Беру трубку.
– Совершенно новый лак! – слышу в трубке, – И кузов новый! Ваша свидетельница ошиблась, назвав черный лимузин. Шины примерно совпадают. Гинек Фабера работает в техническом отделе и утверждает, что возит в этой машине по воскресеньям жену и двоих детей. Можно проверить, но…
– Другого Г. Ф. не нашли?
– Пока еще нет. Продолжаем розыск. Если бы в транспортном отделе сделали, как мы просили…
– Оставьте красный «аэро» под наблюдением впредь до моего распоряжения. Придумайте сами, как это половчее сделать. Гинек Фабера даже не должен догадываться, что мы его подозреваем. На всякий случай доставьте его к нам. Я попрошу его допросить, а потом извинимся.
Я все еще держу телефонную трубку, как вдруг с порога раздается знакомый голос.
– Это был… Товарищ капитан, пусть оставят в покое Гинека Фаберу!
Я оборачиваюсь. В дверях, тяжело дыша, стоит Карличек. Вероятно, он поднимался, перепрыгивая сразу через четыре ступеньки.
– Что такое? – резко спрашиваю я.
Карличек проходит в кабинет. И, с трудом переводя дух, бросает:
– Мне известно настоящее имя.
– Что-что?
11
– Гуго Фалфар, – говорит Карличек, подчеркивая каждый слог.
Гуго Фалфар! Гуго Фалфар!
Это имя стучит у меня в голове, словно барабанная дробь.
Вряд ли Карличек ошибся.
– Алло! – кричу я в телефонную трубку, я не успел положить ее.
Никто не отзывается. На другом конце провода, естественно, решили, что разговор окончен, и повесили трубку. Я машинально опускаю трубку на рычаг.
– Внимание! Немедленно связаться с группами розыска и информировать их! Особой группе как можно быстрее и любыми средствами установить место жительства Гуго Фалфара. Гинека Фаберу далее не задерживать, как и любого другого с инициалами Г. Ф. Продолжать розыски только Гуго Фалфара. Действуйте!
Группа сотрудников с напряженным вниманием прислушивается к моим словам. Лоубал и Трепинский спокойно и решительно распределяют задачи. Только участковый, тот, что принес мне письмо, не охвачен общим оживлением. Он отходит в сторону, чтобы нам не мешать. Очевидно, он скромный парень. Однако наблюдает за нашими действиями с неподдельным интересом.
Хотя, собственно, что теперь зависит и от письма, и от него самого? Ничего или почти ничего, поэтому я и говорю:
– Можете идти. Я пришлю за вами, если Гуго Фалфар будет отпираться, что был у вас.
Услышав мои слова, участковый снова встает по стойке «смирно».
– Как вам угодно, товарищ капитан, могу и уйти. Но, мне кажется, что этого человека, Гуго Фалфара то есть, я уже где-то раньше видел. Вот я и стараюсь припомнить где. Я ведь не знал, что это так важно.
Видно, что участковый и вправду старается припомнить, даже потирает от усердия подбородок.
– Надеюсь, вы вспомните, – говорю я. – Я еще не дочитал письмо. А вы уже продиктовали на машинку описание примет?
– Готово, – ответил вместо участкового писарь.
Взяв в руки страницу, я мельком пробегаю ее. И все же любое описание примет ничто, по сравнению с хорошей фотографией, но ее мы, надеюсь, скоро получим.
– Попросите ко мне лейтенанта Скалу, – говорю я сотруднику, стоящему ко мне ближе других.
Я приглашаю Карличека в кабинет. Карличек уже отдышался, пришел в себя. И может спокойно рассказывать о своем открытии во всех подробностях. Без сомнения, он разыскал кого-то из прежних рабочих Рата.
– Да, – говорит Карличек, удобно располагаясь в кресле, – мне повезло. Я разыскал Франтишека Галту. Правда, сюда не доставил. Лет ему многовато. И рассказывает он в час по чайной ложке. Если бы рейхстаг поджигали так же медленно, как старик раскуривает трубку, то пришлось бы Геббельсу ждать конца войны, чтобы он загорелся.
– Карличек, – злюсь я, – ваша мысль искать преступника среди работавших у Рата превосходна, никто не спорит, но сейчас, прошу вас, говорите по существу.
– А я так и говорю, – возражает Карличек. – Просто я хочу, чтобы вы поняли, что допрашивать его вам не стоит. Я уже вытянул из него все необходимое, а ненужные подробности отбросил.
Вот это правильно. К черту подробности! Не известно, сколько еще будет действовать таблетка. Главное для нас – ИМЯ. Владелец его не изменил, об этом свидетельствует и монограмма на зажигалке. Наверняка мы его разыщем в соответствующих списках.
Но прежде чем Карличек принимается за свой рассказ, нас прерывает Лоубал, он докладывает, словно отстукивает на машинке, что краску для серии «G-L» поставляла фирма «Колор».
Я приказываю:
– Разыщите среди ее сотрудников человека по имени Гуго Фалфар. Исполняйте!
Лоубал уходит, даже не моргнув глазом, хотя ему наверняка придется поднять с постели директора фирмы «Колор».
– Продолжайте, Карличек.
Ночь медленно, но неумолимо близится к концу, и я со страхом думаю, что действие таблетки может кончиться как раз тогда, когда мне понадобится вся моя энергия.
– Франтишек Галта живет в старом доме, километрах в двух от виллы Рата, – спокойно продолжает Карличек. – В свое время инженер Фалфар, заведующий производством и доверенное лицо Рата, принял Галту на работу за нищенскую плату. Фалфар был якобы мрачный, бесчувственный, злобный тип. Описание Галты полностью совпадает с нашими представлениями о нем.
Рассказывая, Карличек с удивлением поглядывает на меня. Только впоследствии он сказал, что у меня как-то странно блестели глаза.