Я вновь берусь за письмо.
«Характер, уважаемый капитан, - это прежде всего синтез личных склонностей, внешних влияний и известной порции идиотизма, который в той или иной мере свойствен любому индивидууму.
Но допустите на миг, что появляется индивидуум, который, к счастью для него, лишен этого идиотизма. А его, к великому сожалению, считают самым заурядным членом общества, хотя он, напротив, наделен разумной способностью полемизировать с законами этого идиотского общества и бороться с ним, прибегая к надлежащим аргументам рассудка.
Именно таков мой случай. Я мыслю философски, ясными категориями. К примеру, могу представить себе зло не как результат каких-то обстоятельств, а как основной созидательный материал, без которого миру не обойтись и который подчиняет себе человеческую совесть.
Вот доказательства…»
Да, разрушительная философия яростного индивидуализма с примесью презрения и ненависти к людям. Решаю читать дальше, но тут внезапно настежь распахиваются обитые войлоком двери моего кабинета, и входит один из сотрудников.
- Товарищ капитан! Установлено имя владельца машины.
Перед дверью моего кабинета звонит по телефону сотрудник. Слышу, как он произносит имя:
- Гинек Фабера? Повторите! Гинек Фабера! Понимаю. Номер - четыре ноля два четыре два. Повторите! Понятно. Доложу.
Сотрудник записывает эти данные в блокнот.
- Немедленно сведения о нем и адрес! Сотрудник, держа телефонную трубку в руке, даже привстает от нетерпения. В ту же минуту я оказываюсь рядом с ним.
- Что? Какая? Красная? Нет! Черный лимузин. Беру трубку.
- Совершенно новый лак! - слышу в трубке. - И кузов новый! Ваша свидетельница ошиблась, назвав черный лимузин. Шины примерно совпадают. Гинек Фабера работает в техническом отделе и утверждает, что возит в этой машине по воскресеньям жену и двоих детей. Можно проверить, но…
- Другого Г. Ф. не нашли?
- Пока еще нет. Продолжаем розыск. Если бы в транспортном отделе сделали, как мы просили…
- Оставьте красный «аэро» под наблюдением впредь до моего распоряжения. Придумайте сами, как это половчее сделать. Гинек Фабера даже не должен догадываться, что мы его подозреваем. На всякий случай доставьте его к нам. Я попрошу его допросить, а потом извинимся.
Я все еще держу телефонную трубку, как вдруг с порога раздается знакомый голос.
- Это был… Товарищ капитан, пусть оставят в покое Гинека Фаберу!
Я оборачиваюсь. В дверях, тяжело дыша, стоит Карличек. Вероятно, он поднимался, перепрыгивая сразу через четыре ступеньки.
- Что такое? - резко спрашиваю я.
Карличек проходит в кабинет. И, с трудом переводя дух, бросает:
- Мне известно настоящее имя.
- Что-что?
11
- Гуго Фалфар, - говорит Карличек, подчеркивая каждый слог.
Гуго Фалфар! Гуго Фалфар!
Это имя стучит у меня в голове, словно барабанная дробь.
Вряд ли Карличек ошибся.
- Алло! - кричу я в телефонную трубку, я не успел положить ее.
Никто не отзывается. На другом конце провода, естественно, решили, что разговор окончен, и повесили трубку. Я машинально опускаю трубку на рычаг.
- Внимание! Немедленно связаться с группами розыска и информировать их. Особой группе как можно быстрее и любыми средствами установить место жительства Гуго Фалфара. Гинека Фаберу далее не задерживать, как и любого другого с инициалами Г. Ф. Продолжать розыски только Гуго Фалфара. Действуйте!
Группа сотрудников с напряженным вниманием прислушивается к моим словам. Лоубал и Трепинский спокойно и решительно распределяют задачи. Только участковый, тот, что принес мне письмо, не охвачен общим оживлением. Он отходит в сторону, чтобы нам не мешать. Очевидно, он скромный парень. Однако наблюдает за нашими действиями с неподдельным интересом.
Хотя, собственно, что теперь зависит и от письма, и от него самого? Ничего или почти ничего, поэтому я и говорю:
- Можете идти. Я пришлю за вами, если Гуго Фалфар будет отпираться, что был у вас.
Услышав мои слова, участковый снова встает по стойке «смирно».
- Как вам угодно, товарищ капитан, могу и уйти. Но, мне кажется, что этого человека, Гуго Фалфара то есть, я уже где-то раньше видел. Вот я и стараюсь припомнить где. Я ведь не знал, что это так важно.
Видно, что участковый и вправду старается припомнить, даже потирает от усердия подбородок.
- Надеюсь, вы вспомните, - говорю я. - Я еще не дочитал письмо. А вы уже продиктовали на машинку описание примет?
- Готово, - ответил вместо участкового писарь.
Взяв в руки страницу, я мельком пробегаю ее. И все же любое описание примет ничто по сравнению с хорошей фотографией, но ее мы, надеюсь, скоро получим.
- Попросите ко мне лейтенанта Скалу, - говорю я сотруднику, стоящему ко мне ближе других.
Я приглашаю Карличека в кабинет. Карличек уже отдышался, пришел в себя. И может спокойно рассказывать о своем открытии во всех подробностях. Без сомнения, он разыскал кого-то из прежних рабочих Рата.
- Да, - говорит Карличек, удобно располагаясь в кресле, - мне повезло. Я разыскал Франтишека Галту. Правда, сюда не доставил. Лет ему многовато. И рассказывает он в час по чайной ложке. Если бы рейхстаг поджигали так же медленно, как старик раскуривает трубку, то пришлось бы Геббельсу ждать конца войны, чтобы он загорелся.