Чтобы выбросить деньги из почтового вагона, не потребовалось расширять отверстия. Когда сняли железный унитаз, оно оказалось и без того широким. Впрочем, это нам было уже известно.
Тысячекронные купюры, набитые в мешочки, были сброшены на рельсы почти молниеносно. Гуго Фалфар пишет, что мешочки с деньгами высыпались на рельсы на протяжении двадцати метров.
- С вашего разрешения, товарищ капитан, - вдруг слышу я вежливый голос.
Поднимаю глаза. Мой знакомый участковый с пятьдесят восьмого участка. Он входит, прикрывая за собой дверь.
- Наконец припомнил, где я видел этого человека, - говорит он. Я показываю ему на стул.
В приемной тишина. Мы приготовились к операции, но Карличек еще не вернулся.
- Было это недавно, - начинает участковый,- по-моему, месяц назад, если не меньше. Я зашел в кафе, которое не закрыли в урочное время. Там сидело несколько посетителей и аккордеонист, нарушавший своей игрой ночную тишину. Одним из посетителей и оказался этот человек. Он явно был хорошо знаком с официантом и с заведующим кафе. И стал протестовать против моих требований. Можно допросить заведующего кафе. Вот моя книжка штрафов, и в ней дата, когда был уплачен штраф.
Участковый открывает сумку. Но в эту минуту появляется Карличек.
- Задание выполнено, товарищ капитан! - докладывает он, поглядывая на участкового. - Машины нигде нет. В квартире Фалфара горит свет.
Значит, провалилась моя версия, что Фалфар и его машина этой ночью неразлучны.
- Идемте, - говорю я.
Мы выходим в приемную. Участковый следует за нами.
Я включаю его в опергруппу, составленную для проведения операции. Все ждут молча, застыв по стойке «смирно», и он тоже становится в позицию «смирно».
Докладывает Карличек:
- По моим сведениям, Гуго Фалфар дома и не спит. Или заснул над книгой. Живет он на третьем этаже. Внизу, в подвале, у него лаборатория. Судя по всему, он страстный фотолюбитель.
- Дальше!
- Минуточку. Во всяком случае, такого мнения придерживаются супруги Костлеровы, которым я вручил телеграмму.
- Мною установлено, - продолжает Карличек, - что под номером один числится большая частная вилла, окруженная садом. Калитка испорчена и на ночь не закрывается. На дверях дома почтовые ящики и кнопки звонков. Наверху проживает Фалфар, под ним Костлеровы. Я взял у шофера служебную фуражку, прикинулся почтальоном и позвонил Костлеровым, к двери приковылял сам глава семьи. Через дверной глазок я сказал ему, что принес телеграмму, на которую надо получить ответ. Потом вошел в квартиру и, получив информацию, попросил его оказать нам содействие. И удалился, посадив в прихожей одного из сотрудников. У дома один-единственный выход. За ним наблюдает второй сотрудник. Пока там спокойно. На дверях лаборатории Фалфара в подвале висячий замок. Средней величины. Пожалуй, надо прихватить слесаря, чтобы его открыть. Думаю, там найдется кое-что интересное, а не только хозяйство фотолюбителя.
Для всех идущих на операцию, - думал я, - обязательна обувь на резиновой подошве. Но участковый с пятьдесят восьмого участка пойдет в любом случае и подождет внизу в машине. А чтобы он не скучал, с ним останутся еще двое сотрудников. Но, собственно, зачем он нам? Ну хотя бы для опознания Фалфара. Но его присутствие почему-то раздражает меня. Пожалуй, не место ему здесь. Ведь отсылал же я его домой. А теперь он стал невольным свидетелем наших приготовлений, и до завершения операции я обязан не терять его из виду. Не нравится мне его рассказ о кафе, где он якобы видел Фалфара, сидевшего в веселой компании. Не похоже это на Фалфара, мизантропа, эгоиста.
Мои размышления прерывает Карличек, продолжающий свой рассказ:
- Застекленные двери в передней, вероятно, ведут на балкон. Неплохо бы прихватить пожарных. Я предлагаю первыми выехать на машине мне и товарищу капитану.
Через десять минут все готово.
На улице ветер. Молочные облака, тускло подсвеченные невидимой луной, бегут по бархатно-черному небу.
Мы трогаемся. Карличек направляет свою машину к виллам, расположенным в предместье.
Но вот длинная главная улица кончается, и мы спускаемся по шоссе, идущему мимо вилл. После второго поворота Карличек просит потушить фары и приглушить мотор. Спуск здесь довольно пологий, и машины двигаются тихо, только еле слышно шуршат шины. Мы достигаем конца улицы, тут она вновь становится шире. Наконец дорогу нам преграждает длинная стена.
В центре стены закрытые ворота и небольшая покосившаяся калитка.
Наш водитель беззвучно тормозит. Мы выходим, стараясь не хлопнуть дверцами, двигаемся, словно привидения.
Карличек проводит нас через калитку в сад, вернее, в небольшой парк. Проходим шагов пятьдесят по извилистой узкой дорожке и останавливаемся перед большой трехэтажной виллой.
Карличек, словно кошка, крадется за угол дома и приводит оттуда стоявшего на посту сотрудника, очевидно сторожившего окна и двери дома.
- Все еще светится, - шепчет мне Карличек.
Нижнего квартиранта просили не закрывать двери. О самом Фалфаре он рассказал, в сущности, немного - в общем, знает его только в лицо. Весь дом считает Фалфара заядлым фотолюбителем. К нему часто приходила молодая женщина. Он привозил ее в своем автомобиле.
Все это Карличек рассказал мне по дороге.
Тихо входим в дом. Я иду первым. Мы разделились, часть группы направляется в подвал.