Но я ошибся. Эти люди, убедившись, наконец, в подлинности документов, не захотели верить очевидным фактам и использовали их лишь как материал для бесконечных и бесплодных споров.
До конца войны в Берлине тешились мыслью, что удалось так ловко похитить у англичан секретные сведения. Но в стратегических целях эти документы никогда не были использованы. Единственное практическое применение они нашли у шифровальщиков. Неприятно сознавать, что тяжелая и опасная работа, проделанная нами, в конечном счете оказалась совершенно бесцельной.
Но все это было далеко в будущем, а пока я, сидя над материалами, незаметно для себя склонил голову на руки и заснул.
Сильный стук в дверь разбудил меня. Это пришла Шнюрхен.
Хорошо зная правила дипломатической службы, она не удивилась, найдя меня закрывшимся в кабинете в девять часов утра.
Через несколько часов, усталый и небритый, я сидел на диване в маленькой приемной посла. Было первое холодное осеннее утро. От изнеможения и холода меня слегка лихорадило.
Фрейлен Роза – секретарь посла (она работала у него ещё до прихода Гитлера к власти, когда фон Папен был канцлером и даже, по-моему, раньше) то входила в приемную, то выходила обратно в кабинет посла. В ожидании его прибытия она с присущей ей аккуратностью разбирала почту и утренние газеты, Роза не одобряла посетителей, являвшихся рано утром, – они мешали ей разбирать почту. Было ясно, что она не одобряет также и моего растрепанного вида, и моей щетины, которая успела отрасти со вчерашнего утра. Она ничего не сказала, но, судя по выражению её лица, считала, что являться на прием к его превосходительству в таком виде совершенно неприлично.
Чтобы чем-нибудь заняться, я начал перебирать лежавшие в моей папке фотоснимки. Я держал их обратной стороной к Розе. Вид фотографий все же пробудил у неё любопытство:
– Должно быть, у вас важное дело, если вы решились так рано побеспокоить посла. Что у вас в папке?
– Ничего подходящего для ваших целомудренных глаз. Розочка. Несколько обнаженных красавиц – голые факты, если так можно выразиться.
– Вы говорите непристойности. Как вам не стыдно?
Я больше не слушал её и от скуки стал считать снимки.
– …47, 48, 49, 50, 51… – Конечно, я ошибся из-за болтовни Розы! Я начал считать снова.
– …49, 50, 51…
Невероятно! Всего несколько минут, назад в своем кабинете я насчитал пятьдесят два снимка. Стараясь быть спокойным, я опять начал считать и опять насчитал только пятьдесят один снимок.
– Фрейлен Роза, не поможете ли вы мне немного?
Она подошла ко мне и посмотрела на пачку снимков, лежавших обратной стороной вверх.
– Будьте добры, посчитайте их, но не переворачивайте!
Она стала считать, а я внимательно следил за нею.
– Пятьдесят один, – сказала Роза.
Где же мог быть пятьдесят второй? Неужели я потерял его? Если так, то это случилось, когда я шел из своего кабинета в приемную посла. Схватив под мышку папку с фотографиями, я рывком открыл дверь и сбежал вниз. У парадной двери я почти столкнулся с послом, но не остановился и не сказал ни слова. Фон Папен посмотрел на меня, как на сумасшедшего.