– Это же был лев, адмирал, – сказала Хелен. Она знала эту историю. В прессе и на телевидении тогда несколько недель только и обсуждали эту проблему, и зоопсихологи устроили открытую дискуссию, оспаривая противоположную точку зрения. – Льва нельзя полностью очеловечить. Это очень плохо кончится.
– А дельфина можно? Почему вы в этом уверены?
– У дельфина совсем другой характер.
– Как бы то ни было, поведение животных непредсказуемо…
– Как, впрочем, и человека! – У Хелен был очень серьезный вид. – Разве можно во всем полагаться на людей? В жизни каждого из нас бывают моменты, когда хочется сделать недозволенное. Вы даете дельфину команду принести мину – он уплывает и не возвращается. Вы отдаете солдату приказ пойти на штурм оборонительных сооружений врага – он бежит в атаку, а затем поднимает руки и сдается в плен… Где здесь разница? Не стоит так уж подчеркивать превосходство человека над животными, сэр. Зачастую они гораздо дисциплинированнее людей.
Чуть позже Буви, выпивая с Ролингсом, сказал ему:
– Все-таки удивительная девушка эта Хелен Мореро. Ей-богу, я скоро начну испытывать комплекс неполноценности даже при виде собаки. Эта блондинка просто суперинтеллектуалка. Я даже завидую Линкертону, она ведь под его начало переходит. Мне ее будет очень не хватать.
Доктор Ролингс ничего не ответил, он не хотел говорить Буви, что решил не брать Хелен в Сан-Диего.
Через три недели в бухту Бискейн из Форт-Лодердейла прибыла колонна из 30 специальных машин. Теперь можно было начинать погрузку. Ученые уже упаковали свои чемоданы. Специальная аппаратура также была уложена в огромные ящики.
Когда вереница фургонов со стеклянными крышами ранним утром въехала по автостраде в Майами, на некоего человека это произвело такое впечатление, что он в неурочный час позвонил полковнику Ишлинскому и разбудил его. Правда, он знал: нет в мире никого страшнее Юрия Валентиновича в тот момент, когда прервали его сон, но информация о выехавшей из Форт-Лодердейла автоколонне стоила любой головомойки.
Услышав первую фразу, Ишлинский тотчас оторвал голову от подушки и сидел теперь неестественно прямо, словно аршин проглотил. Он взглянул на часы, что-то пробурчал себе под нос и вынужден был признать: такого рода сведения следует сообщать в любое время дня и ночи.
– Тридцать грузовиков новейшей конструкции? – переспросил Ишлинский. – Похожи на гигантские рефрижераторы? Я понял, они хотят вывезти дельфинов! Если это действительно дельфины! А может, это камуфляж? Может, в машинах вовсе не дельфины.
Может, это специальные трейлеры для перевозки новых отравляющих веществ! – Ишлинский глубоко вздохнул. – Пако, вы теперь за главного! Я сейчас же пришлю к вам группу. Куда бы эта колонна ни направлялась, глаз с нее не спускать… Отныне она должна быть под нашим контролем!
– Тридцать машин мы уж как-нибудь не потеряем! – сказал Пако.
Ишлинский фыркнул, швырнул трубку на рычаг и вскочил с кровати. Юрий Валентинович не мог толком сказать, какие чувства испытывал он в этот момент, но интуиция его никогда не подводила…
7
Они выстроились в один ровный ряд: тридцать гигантов, каждый в три оси с шестью двойными колесами, двенадцать широких шин на высоких ободах. Дверцы кузовов были распахнуты. Внутри на специальных, тщательно самортизированных приспособлениях висели пластмассовые ванны. Рядом за занавеской было оборудовано нечто вроде кабины, где стояли прикрепленные к полу две койки, стол, два стула, узкий шкаф, ящик с искусственным льдом и телевизор. В каждой такой кабине предполагалось разместить двух человек.
У ворот научно-исследовательского центра начальник колонны, бывший капитан американской армии, приветствовал Ролингса и по-военному четко отрапортовал:
– Тридцать специальных, оборудованных термостатами автофургонов прибыли к месту отправки. – А затем уже нормальным голосом добавил: – Жаль, что мы не дельфины, сэр. Два человека обслуживающего персонала, подогретая вода, никаких проблем с едой, уход, забота – в мире все идет кувырком!
– Не только! – улыбнулся Ролингс и, сияя от радости, окинул взглядом стоящие во внутреннем дворе возле бассейна тридцать огромных грузовиков. – Еще с ними едут два врача и девять психиатров.
– Проклятье! Как же мы могли забыть! – воскликнул капитан-отставник.
– Господи! Что вы забыли?
– Мы как-то не подумали, ведь должно быть еще место для топчана! Дельфинам ведь нужно где-то лежать, пока психиатры будут их нервы в порядок приводить, так? Капитан, наверное, еще долго подтрунивал бы над Ролингсом, но время поджимало, и он приказал своим людям начать приготовления к погрузке. Они протянули от машин к берегу толстые пожарные шланги и принялись заполнять ванны морской водой температурой 23 градуса. В ваннах сразу же заработали термостаты повышенной чувствительности, теперь они будут поддерживать в них эту температуру вплоть до приезда в Сан-Диего. Доктор Финли, доктор Кларк и еще шестеро ученых сидели в разных позах на краю бассейна и созывали свои роты.
Дельфины встревожились. И хотя в эти дни сотрудники лаборатории готовили их к предстоящему переезду, все то, что животные видели, слышали и ощущали, убеждало их: сегодня настал день прощания с бухтой Бискейн. Им предстояло покинуть родное и близкое место, расстаться с тем, что их окружало, – с бухтой, рифами, кораллами, бассейном, трамплинами. Их пугала неизвестность. Их нервная система чутко реагировала на происходящее вокруг. Люди, работавшие с дельфинами, всячески старались успокоить их, но животные после стольких месяцев и даже лет специальной подготовки все равно нервничали. Джон чаще других то и дело высовывал голову из воды, подпрыгивал, лихо переворачивался в воздухе и оглядывался по сторонам. Он искал Хелен.
Но здесь ее не было. Она предпочла не выходить из бунгало, опустила жалюзи, сидела в гостиной, включив на полную мощность проигрыватель, и слушала симфонию Моцарта. Напрасно она пыталась убежать, ни к чему ей было заживо себя хоронить – хотя в комнате гремела музыка, Хелен так и не смогла отвлечься, она думала только о происходившем за стеклами бунгало. Два раза Финли подходил к двери, изо всех сил барабанил в нее кулаками и звал Хелен. Но она так и не открыла ему. «Оставь меня в покое в конце концов! – закричала она. – Убирайтесь отсюда! Между нами все кончено!»
Тогда Финли бросился к Ролингсу и заявил ему:
– Нужно что-то делать, Стив! С Хелен неладное творится! Сидит слушает Моцарта, отгородилась им как стеной от всего мира.
– Моцарт – это хорошо. – На лице Ролингса мелькнула усталая улыбка. – Он веселит душу. Вот если бы она Густава Малера слушала, я бы встревожился.
– Ну и нервы у тебя! – в сердцах закричал Финли.
– Именно нервы! Кто-то же из нас должен держать себя в руках. А вы все так себя ведете, словно мозги в ремонт сдали.
Но и Ролингс в этот день вел себя как-то иначе, чем обычно. Говорил мало и все больше короткими фразами, иногда откровенно хамил, доказывая тем самым, что и у него нервы не в порядке.
– Ну хорошо, хорошо, – буркнул он. – Позднее я схожу к Хелен и попытаюсь утешить ее. Может, если я спою «В этих священных залах», ей малость полегчает.
– Идиот! – заорал Финли и ринулся к бассейну. Дельфин Джон как заведенный выпрыгивал из воды и издавал громкие гортанные звуки. Он звал Хелен.
Тем временем рабочие закончили перекачивать в ванны морскую воду. Девяносто шоферов! Было решено ехать днем и ночью, и у каждого водителя было двое сменщиков – они томились в клубе, попивая соки (добавляя в них тайком водку), чай, кофе или кока-колу и слушая вполуха лекцию уроженца Вены доктора Пимперля о специфических условиях перевозки дельфинов. Они так и не могли понять, к чему вся эта затея. Видит бог, в Тихом океане своих дельфинов предостаточно, зачем же везти их с Атлантического? А все эти меры предосторожности? Ну хорошо, среди них есть замечательные артисты, они сами много раз смотрели в Майами исполняемые ими номера и восторженно хлопали в ладоши. Но животное есть животное, и если на них расходуют денег больше, чем семья с тремя детьми тратит за год, значит, водители имеют дело с какими-то извращенцами.