Столицын стряхнул у порога ресторана снег с туфель и уверенным шагом направился по узорчатому половику к гардеробной. Старичок-гардеробщик, принимая пальто, посмотрел на Тихона явно недоброжелательно. Столицын остался доволен произведенным впечатлением. Даже гардеробщик, повидавший на своем посту немало состоятельных людей, принял его, Тихона, за одного из них!
Причесывая волосы перед зеркалом, Тихон поглядывал на объявление: "Зимний городской театръ. Дирекция Е. Ф. Боур. Сегодня и до конца декабря "Набатъ", пьеса въ 5 действиях". По другую сторону зеркала бросался в глаза еще один анонс: "Художественный кинематографъ, Никитская площадь, д. Благовещенского. Телефон 315. Сегодня "Смерчъ любовный". Драма в 4 частях. "Паташон противъ Шерлока Холмса". Комедия".
Раздвинув тяжелый бордовый занавес, Столицын вошел в полупустой зал. Перед ним тотчас вырос официант и выжидающе склонил старательно прилизанную голову.
— Прошу удобный столик, — буркнул Тихон. — У меня ждать нет времени.
— Отдельный номер? — понимающе улыбнулся официант. — Прошу пройти за мной…
— Нет-нет. Здесь. — Тихон обвел взглядом большой зал с колоннами: уютно, чисто.
— Пожалуйте, вот у окна. — Официант отодвинул стул, махнул над столом салфеткой.
Тихон взял в руки меню, но официант опять склонился к нему и тихо произнес:
— Есть лепешки с творогом, кофе. Из мясного — холодец. Что будете заказывать?
— Откуда же, любезный, запах мяса? — недовольно приподнял брови Тихон.
— Конина, старье, не угрызете. Уже давно не было баранины или свинины. Поджарить?
— Несите все съедобное, я голоден. Но не конину. — Тихон брезгливо сморщился.
Столицыну показалось, что в зале он не произвел должного впечатления. К нему не бросились. Официант хотя и был вышколенно вежлив, но без того подобострастного угодничества, с которым лакеи обычно принимают богатых гостей. Внезапно Тихон показался сам себе жалким в чужом наряде.
— Побыстрее, милейший, — сердито сказал он. — У меня нет охоты ждать!
Это подействовало.
— Один момент. — Официант побежал на кухню.
А Тихон уже мысленно ругал себя и за неуверенность, и за невесть откуда взявшееся ощущение одиночества и тоски. Похоже, на миг сдали нервы. Он вновь подумал о Кривоносове. В течение дня Николай должен был ему встретиться в Гостинице, но не встретился. Может, его вообще здесь нет? Тогда где он и что с ним?
За спиной послышалось шуршание шелка. Столицын обернулся. По залу шла девушка, которую он видел на улице утром. Встретившись взглядом с Тихоном, она вдруг почему-то поздоровалась.
— Зосенька, проходите в номер, — бросился к девушке официант с усиками.
— Буду ужинать здесь. — Она капризно повела плечами. — Только вкусненькое несите.
Ее большие глаза еще раз на мгновение остановились на Тихоне и скользнули в сторону.
— Вы сегодня не будете петь? — поинтересовался второй пожилой официант, подойдя к девушке. — А то музыканты… запаздывают.
— Дайте отдохнуть. Оркестр у подруги на свадьбе.
— Почему же вы, Зосенька, не у подруги?
— Представьте, есть причины. Я здесь, и не изводите меня расспросами!
За окном сгущались сумерки. Официанты начали готовить керосиновые лампы, но тут, к общему ликованию, в хрустальных люстрах вспыхнул электрический свет.
Девушка села так, что Тихон то и дело встречался с ней взглядами. Настроение у него поднималось: она явно была здесь завсегдатаем, официанты ублажали ее. Загадочно улыбаясь, девушка поправляла голубую ленту, стягивающую золотистые волосы, кокетливо стряхивала с колен салфеткой крошки, давая понять, что ощущает устремленные на нее любопытные взгляды. "Изящна, грациозна, — перечислял про себя Тихон. И сделал вывод: красавица". А Зося размышляла на свой лад: "Откуда взялся этот глазастый Дон Жуан? Что за кудри, бородка! Совершенно неожиданная личность в нашем городе".
Три дня подряд Тихон обедал и ужинал в ресторане, умышленно не связывая себя никакими знакомствами. Успел послушать концерт Зоси. Продолжал обмениваться с ней многозначительными взглядами. Анализируя ее положение в здешнем кругу, ее знакомства, он понял, что с ней стоит завести дружбу, она, возможно, располагает нужными сведениями.
Первый приемный день
Проводив очередной отряд большевиков на фронт, Максим Андреевич возвратился в управление. У него снова разболелась нога, да так, что он едва не стонал. Вспомнились слова жены: "Тому, кто работает по двадцать часов в сутки, здоровья не сберечь. Непременно позвоню в губком, чтобы обратили на тебя внимание. Калекой можешь стать".