— И слушал, и видел, как же… А что, пешком пойдете в казармы?
— Желаете проводить? — Зося засмеялась, показывая ровные белые зубы.
Тихон выразил полную готовность быть провожатым такой обворожительной девушки.
— Спасибо, спасибо, но не обременяйте себя. За мной приедут. — Зося глотнула кофе, откусила кусочек пирога.
Тихон вдруг вспомнил:
— Какие-то сани давно стоят у подъезда. Красивые серые кони. Не за вами ли?
— Тогда тороплюсь. Конечно, за мной. Поговорим как-нибудь в другой раз. Надолго к нам?
— Не очень, — уклончиво ответил Тихон.
— Не попадитесь в сети нашим красавицам. Прекрасных дам у нас много. Женаты?
— Холост. — Тихон встал и представился: — Герман. Беккер. По отчеству Карлович. Здесь меня некому рекомендовать, так что приходится самому…
— Как это ни странно, но я о вас уже слышала. — Певица вскинула тонкие брови. — А меня зовут Зосей. Этими сведениями вы, надеюсь, тоже располагаете. Приходите завтра на новогодний бал. Как летит время! Уже тысяча девятьсот восемнадцатый. Ну, побежала.
— Мне будет скучно без вас, — вздохнул Беккер.
— Скучайте на здоровье. — Зося лукаво улыбнулась и исчезла. Остался лишь тонкий запах ее духов.
"Интересно, имеет ли она какое-либо отношение к Бьяковскому?" — думал Тихон. Нельзя было и в мыслях связать изящную, милую Зосю с грабежами, убийствами.
В номер вошел старший официант.
— Прекрасная певица, — сказал он вкрадчиво. — Украшение ресторана. Разве пошла бы к нам публика, не будь такой изюминки?
— Разделяю ваше мнение. Очаровательна и прекрасная певица. Замужем?
— Что вы, ей только восемнадцать. Бережем. Да и сама умеет отбиваться от поклонников.
— Не встретила еще своего рыцаря? А? — Тихон внимательно посмотрел на официанта.
— Пожалуй… — уклончиво ответил Леонид.
Тихон приметил, что боковой карман у официанта оттопыривается. Видно, оружие. Черные глаза бандита бегали по сторонам. "Знает ли он о возвращении Николая из леса?"
— Давайте рассчитаемся за ужин.
— Оставим до завтра, ведь вы к нам придете. Кстати, приглашаем на праздник, — ответил официант с готовностью.
— Лучше уплачу сегодня и за ужин, и за новогодний столик. Люблю быть уверенным, что никому не должен. — Тихон бросил на стол деньги и направился к выходу.
Выходя из номера, Столицын чуть не столкнулся с конферансье, успевшим сменить гражданский костюм на офицерский френч. Тихон на миг задержался у портьеры и услышал обрывки фраз:
— Венгель нас еще не подводил. Однако пресса молчит… последи… за этим…
Леонид тут же выскочил вслед за ним и пошел рядом, сопровождая Тихона к гардеробу. Разглядывая на Столицыне белоснежную отлично накрахмаленную сорочку, позолоченные запонки, жадно остановил взгляд на золотом перстне с рубином. Не сумев сдержаться, заметил:
— Дорогая вещица. Рубинчик прямо-таки капля крови. Симпатичный предмет. Женщины такое обожают…
Тихон небрежно ответил:
— Э, нынче в почете духовные ценности. Кудрявые головки, забитые идеями. Мой приятель долго не видел невесту. Приехал, чтобы увезти ее в заграничные места, а она — рево-лю-цио-нер-ка. Представляете?
Лакею, как видно, льстило, что такой видный барин оказывает ему внимание.
— Этот курьез с вами случился? Угадал?
— Со мной, говорите? Со всеми, кто в разлуке с невестами. Они выходят замуж за всяких прохвостов, которые погорластее. Кстати, как вас зовут?
— Леонид Васильевич, сын собственных родителей. Поразительно верно говорите! Как точно заметили!
Тихон похлопал хитрого официанта по плечу: "Вот так-то, Леонид Васильевич!" А в сознании его уже возникла тревога от слов конферансье: "Венгель нас еще не подводил. Однако пресса молчит…" Что бандит хотел этим сказать своему сообщнику? Кто такой Венгель? Это кличка? Фамилия?
Беккера проверяют
Бесшумно падал снег. Точно пух, он летел мимо городских фонарей. У подъездов домов лежали срубленные елки, они пахли лесом.
Тихон вошел в вестибюль гостиницы. Швейцар спал в кресле. Над его головой чучело ястреба свесило костяной клюв. Тихону захотелось, чтобы птица вонзила его в жирный затылок этого матерого бандита. Услышав шаги, швейцар открыл один, затем второй глаз. Потом опять их смежил, изменил позу и беззаботно захрапел.
Тихон, ступая на мраморную лестницу, зло подумал: "Деревенских и городских мужиков гонят на фронт, этот же прихвостень дрыхнет преспокойно. А руки небось по локоть в крови".