— Бравый дипломат, рисковый. Красавчик. Пожелал мне вызов бросить. Защищает свою королеву. Может, она тебе жена?
— Если я пожелаю с Зосей встречаться, вы мне не помешаете, — резко заявил Тихон.
— Смелый малый!
— Не из пугливых. — Тихон призвал на помощь все свое самообладание.
— Значит, говоришь, встречаться хочешь? Попытайся. — Степан приставил финку к груди Тихона. — Наткнешься вот на это, если ослушаешься.
Зося в отчаянии закричала:
— Степан, опомнись! Я же в своем доме, а он мой гость. Разве господин Беккер вам помеха? Он гражданин другой страны.
— Кто тебе разрешил приводить его сюда? — Бандит левой рукой до боли стиснул плечо девушки. Зося заплакала.
Тихон сделал шаг в сторону и специальным приемом, как его учили в МУРе, закрутил бандиту руку с финкой за спину.
— Ого-го! — Степан головой ударил Тихона в грудь и рывком освободил руку. Он тяжело дышал, его глаза налились кровью. У Тихона выступили на лбу капли пота.
— Сопляк, сейчас прикончу! — рявкнул бандит. — Заодно и эту паскуду, которой уже говорено, чтобы кобелей искала среди нашей братвы. Иначе душу вытряхнем!
Австрийский паспорт Тихона валялся на полу.
Степан производил впечатление сильного зверя. Натренированного и безжалостного. Опасность была реальной. Но Столицын знал: схватки без риска не бывает. От его умелых действий зависел успех. Он понимал, что разведал то, что не смог узнать погибший Николай. Такие сведения очень нужны милиции. Уйти бы отсюда живым! И тогда банду можно взять.
Мордастый переложил финку в левую руку, правой вытащил из кармана браунинг и наставил на Тихона. Решительно приказал:
— Оружие на стол, или пуля в лоб!
— У меня нет оружия. Не ношу. — Тихон развел руками. — Ни с кем не воюю. Мирный человек.
— Зося, — приказал Степан все еще не пришедшей в себя певице, — дай веревку. Свяжу красавца. Чтобы по ночам к занятым дамам не шлялся.
— Не трогай его, Степан, прошу господом-богом, — взмолилась Зося. Ну послушайся меня, он же никому вреда не сделал. Обещаю, не буду встречаться с ним.
— Говорю, сука, веревку! — гаркнул бандит.
— Я не позволю над собой издеваться! — выпятил грудь Тихон. — Вы ответите перед законом! Вам это так не пройдет! Кто вам дал право глумиться над неприкосновенной личностью?
— Цыц, мелочь. Пистолет — мое право. С любым фраером мы поступаем по своему закону.
— Я неприкосновенная личность, настаиваю на этом, оставьте нас в покое, — продолжал кричать Столицын, гордо вскинув голову. — За произвол ответите по всей строгости международных соглашений.
— Заткнись, козявка! Соглашение! — Степан двинул стволом пистолета Тихону в живот и снова приказал Зосе: — Неси веревку, потаскуха.
— Какая я потаскуха? Перестань оскорблять и отстань от него, — вдруг решительно заступилась за Беккера девушка. — Он мой гость. Не трогай его. Я вольна распоряжаться своим домом. Какой стыд… В какое мерзкое положение ты меня ставишь!
Степан рванул ее за руку, так что платье затрещало, и, багровея, заорал:
— И ты такое мне говоришь? Сука, да я… пальчиками тебя задушу.
Тихон смело загородил собой Зосю.
— Стреляй в меня, ее не трогай. Она тут ни при чем. Я сам пришел к ней без приглашения. И готов за это ответить.
Кто-то свистнул у окна.
Степан, не отводя пистолета от груди Тихона, крикнул:
— Заходи, братва, открыто!
В дом ввалились трое. Среди них — рослая женщина в каракулевой шубе, укутанная шалью с бахромой.
— А это что за ископаемое? — спросила она, исподлобья глядя на Тихона в растрепанной одежде.
— Дипломат, Муся, — хихикнул Степан. — Застал в постели с Зоськой. Что будем делать, Потапыч? В расход или как?
— Говоришь… застал в постели? — потирая руки от холода, повторил высокий худой мужчина, которого Степан назвал Потапычем.
— Степан, зачем ты говоришь неправду? — возмутилась Зеся.
Но тот продолжал ехидничать:
— Именно — в постели. Пужал на ихнем языке — мол, еще одна мировая война из-за него начнется. Хе-хе.
Третий, низкорослый крепыш лет двадцати, с издевкой произнес:
— Дипломатик, милый, на Зосю я давно имею виды. А за то, что она мне изменила, можешь заказать себе гроб.
Бандиты громко засмеялись. Женщина вплотную подошла к Тихону, как бы желая всмотреться в его лицо.
— Таких чистеньких бабы любят, я сама бы не прочь приласкать. А вы его на тот свет собираетесь отправить, голуби. Поостыньте, отдайте мне его поворковать.
Потапыч сказал Степану:
— Пришлепнуть успеем. Документик дипломата подай-ка.