Длинноволосого тошнило. Он стоял, согнувшись пополам и держась обеими руками за живот. Габриель прислонилась к дереву. Ее лицо было бледно и перепачкано грязью.
— Габриель! О, Боже мой!
Он вдруг рассмеялся, взял ее за руки, глядя ей прямо в глаза.
— Ты никогда не делаешь дела наполовину, да? — спросила она дрожащим голосом.
Рауль окинул взглядом своих врагов.
— Какой смысл? В таких делах надо доводить дело до конца или сматываться. Я приведу твою лошадь.
Лошадь мирно паслась неподалеку. Он взял ее под уздцы и подвел к Габриель.
— Сядешь верхом?
— Нет, не хочу.
Бородатый застонал и попытался сесть. Длинноволосый обессиленно обнял дерево.
— Что нам сделать с этими скотами? Сдать в полицию? — спросил Монтера.
— Не надо, оставь их. Они уже получили свое.
Рауль и Габриель пошли к воротам.
— Удивительно, просто удивительно! — говорил Монтера. — Я прилетел только вчера. У меня нет твоего парижского адреса, но я звонил тебе в Лондон. Никто не ответил.
— Конечно, нет! Ведь я же здесь! Но почему ты здесь? Ты же был на войне. Почему ты не в Буэнос-Айресе?
— Длинная история. Я остановился недалеко, прямо через дорогу, на авеню де Нейи. А ты где живешь?
— Моя квартира на улице Виктора Гюго.
— Тоже недалеко, — улыбнулся он. — Ко мне пойдем или к тебе?
Ее радость была так велика, что на какое-то время она забыла обо всем на свете.
— О, Рауль, как я рада видеть тебя!
— Счастливый случай снова свел нас. Наверное, это судьба!
Ее глаза искрились счастьем, на губах была улыбка, которую он так хорошо помнил.
— Кажется, тебе сейчас не помешала бы горячая ванна, — сказал он.
— Моя машина стоит возле конюшни.
— Так чего же мы ждем?
Он обнял ее за талию одной рукой, держа в другой поводья лошади. Они направились к выходу из парка.
* * *Когда Монтера и Габриель ушли, Тони Вильерс и Харви Джексон появились из-за деревьев и приблизились к двоим нападавшим. Бородатый поднялся на ноги. Он держался за сломанную руку, сморщившись от боли. Длинноволосого опять тошнило.
— Я сказал вам напугать ее немного — и все! — рявкнул Вильерс. — Но вы начали умничать. И получили то, на что сами напросились!
Джексон достал из бумажника несколько банкнот и сунул их в карман рубашки бородатого.
— Пять тысяч франков.
— Мало! — заявил бородатый. — Он сломал мне руку.
— Значит, тебе не повезло, — на плохом французском ответил Джексон.
Вильерс был зол. Он вспомнил, как Габриель билась в руках этих негодяев. Отчасти он злился на себя, потому что сам устроил этот спектакль.
— Мы можем тебе и вторую сломать, — угрожающим тоном пообещал он.
Бородатый в испуге отшатнулся.
— Нет! Хватит, все нормально!
Он схватил молодого здоровой рукой за плечо и потащил за собой. Через минуту они скрылись.
Джексон презрительно сплюнул.
— Хулиганье! Ни на что не годятся.
Вильерс не ответил. Он уже шел к дороге, мрачно опустив голову.
* * *Квартира на улице Виктора Гюго была большая и просторная. Высокие потолки, большие окна. Мебель простая, но очень оригинальная, светло-зеленые шторы, несколько картин импрессионистов на белых стенах.
Монтера погрузился в огромную малахитовую ванну, утопленную в пол. Габриель вышла из кухни, совершенно обнаженная, держа поднос с двумя чашками чая. Она подала ему одну чашку и тоже спустилась в ванну.
— За нас! — сказал он, подняв чашку.
— За нас.
В этот момент она была готова забыть ужасную ситуацию, в которой оказалась, она могла думать только о настоящем и наслаждаться близостью с любимым человеком.
Рауль удобно привалился к стенке ванны и сделал несколько глотков чая.
— Тебе не кажется, что все это уже было с нами когда-то?
Она нахмурилась и провела пальцем по полузажившему рубцу длиной шесть или семь дюймов на его плече.
— Откуда это?
— Осколок снаряда. В тот день мне просто повезло.
Ей пришлось притвориться, что она ничего не знает.
— Так ты летаешь? Летаешь на Фолкленды?
— Мальвины, — поправил он. — Никогда не забывай об этом. Да, я летаю на штурмовиках «Скайхок». Он называется «Габриель», и его каждый день показывают по телевизору в «Новостях», даже по несколько раз.
— Ты шутишь?
— Ничуть. Твое имя написано на борту большими красивыми буквами, как раз под кабиной. Так что ты все время со мной, когда я летаю в залив Сан-Карлос, любовь моя.
Она вспомнила, как однажды в магазине «Харродз» видела по телевизору бой в заливе Сан-Карлос, вспомнила голос комментатора, звуки взрывов и горящий самолет.
— Да, — грустно продолжал он, — кто бы мог подумать, что я стану звездой телеэкрана в таком возрасте!
— В твоем возрасте летать на реактивном самолете просто глупо! — Она нежно погладила его по щеке. — Там очень опасно, Рауль?
Его глаза наполнились болью воспоминаний.
— Когда я улетел из Рио-Гальегоса, мы потеряли почти половину наших летчиков. Молодые, здоровые ребята, Габриель! Им бы еще жить да жить!
Она инстинктивно почувствовала его боль.
— Расскажи мне все, Рауль. Тебе станет легче. Поделись со мной всем, что тебя тревожит.
Он крепко сжал ее руки в своих ладонях и заглянул ей в глаза.
— Помнишь, я рассказывал тебе о своем дяде, который стал тореро?
— Помню.
— Перед выходом на арену он всегда молился Деве Марии, чтобы она уберегла его от смерти. За последние несколько недель я много раз летал прямо в пасть к смерти.
— Но зачем, Рауль? Почему?
— Потому что это моя работа. Я летчик. И у меня нет выбора. Такой уж я есть. Я не могу сидеть за столом где-нибудь в штабе, когда гибнут молодые ребята. Я должен быть с ними. Знаешь, как мы называем залив Сан-Карлос? Долина смерти.
Его взгляд стал жестким, кожа на скулах натянулась.
— На корриде есть красная дверь, которая ведет на арену. Через эту дверь выпускают быков. Она называется Воротами страха. В эти ворота входит смерть — черный зверь, который хочет тебя убить. Когда я летаю в Сан-Карлос, единственное, что держит ту дверь закрытой, — ты. Однажды моя машина была так повреждена, что уже не слушалась управления. Я приготовился катапультироваться, как почувствовал запах твоих духов «Опиум», клянусь тебе. Как будто ты была рядом со мной.
— И что потом?
Он улыбнулся, напряжение ушло.
— Ты же видишь, я — здесь. Мне нужно повесить твою фотографию в кабине и написать: «Я — Габриель. Лети на мне». Ты подаришь мне свою фотографию? Я возьму ее с собой.
— Ты хочешь сказать, что вернешься и опять начнешь летать?
Он пожал плечами.
— Я здесь всего на несколько дней. Не знаю, что будет, когда вернусь.
— А что ты делаешь здесь?
— Прилетел по заданию нашего правительства. — В сущности, он говорил правду. — Эмбарго на поставки оружия, которое установили французы, вызвало у нас некоторые проблемы. Ну, хватит об этом. Лучше расскажи, чем ты занимаешься?
— Я сейчас работаю для «Пари матч».
— А твой почтенный отец снабжает тебя всем необходимым для жизни?
— Конечно.
— Я так и думал. На одной стене — Дега, на другой — Моне.
Она придвинулась к нему и поцеловала в губы, просунув язык ему в рот.
— Я совсем забыла, какой ты роскошный!
— Опять это слово! — усмехнулся он. — Неужели ты ни о чем другом думать не можешь?
— Сейчас — нет. А потом — посмотрим.
Позже, когда они лежали в постели, она приподнялась на локте и посмотрела ему в лицо. Рауль спал.
Шторы были задернуты, и в комнате царил полумрак. Вдруг он широко раскрыл глаза и сел. На лбу появились капли холодного пота.
Габриель уложила его обратно на подушки, вытерла ему лоб и ласково поцеловала, как ребенка.
— Все хорошо. Я здесь.
Он слабо улыбнулся.
— Мне опять приснился тот же сон. Он часто снится. Помнишь, я говорил тебе в Лондоне?