— Иногда я удивляюсь, зачем мы вообще живем?
— Меня не спрашивайте, — сказал Вильерс. — Я живу просто так.
Он сложил на груди руки, откинулся в угол, закрыл глаза и мгновенно уснул.
Бригадир Чарльз Фергюсон предпочитал работать дома, в своей квартире на Кавендиш-сквер, когда появлялась возможность. Ему нравилась домашняя обстановка. В квартире был настоящий камин, в котором горел настоящий огонь. Все остальное тоже было выдержано в георгианском стиле. Все подходило одно к другому, включая шторы на окнах.
В десять утра после той ночи, когда Вильерс проник во дворец, Фергюсон сидел у камина и читал «Файненшл таймс». Дверь открылась, и появился Ким, слуга Фергюсона, бывший гурка.[3]
— Мадемуазель Легран, сэр.
Фергюсон снял очки и встал.
— Пригласи ее сюда, Ким, и принеси чай на троих.
Ким исчез, а через несколько секунд в комнату вошла Габриель Легран.
Фергюсон снова отметил про себя, что Габриель — самая красивая женщина, которую он только встречал в своей жизни. Она была одета для верховой прогулки — сапожки, бриджи, белая блузка и старый пиджак из донегольского твида. Светлые волосы подвязаны красной ленточкой. Габриель серьезно смотрела на него своими большими зелеными глазами и похлопывала по ноге хлыстом, который держала в левой руке. Она была довольно высокой, почти пять футов восемь дюймов. Фергюсон подошел к ней, вытянув руки и приятно улыбаясь.
— Моя дорогая Габриель! — Он поцеловал ее в щеку. — Я вижу, что вы больше не миссис Вильерс?
— Нет, — просто ответила она. — Я — это снова я.
У нее было безупречное произношение леди из высшего английского общества и очень приятный голос. Она бросила хлыст на стол, подошла к окну и выглянула на улицу.
— Вы видели Тони? — спросила она.
— Как раз об этом я хотел спросить вас, — ответил Фергюсон. — Я думал, вы его видели. Он здесь, в городе. Что-то вроде отпуска. Разве он не появлялся в своей квартире?
— Нет. Он и не появится, пока я там живу.
Оба помолчали, потом Фергюсон мягко спросил:
— Что же не получилось у вас?
— Все не получилось. Вернее, ничего не получилось. Просто пять лет назад было одно длинное жаркое лето, когда мы думали, что любим друг друга. Я была красивой, а он тоже выглядел великолепно, особенно в форме.
— А потом?
— Оказалось, что мы не пара. Тогда мы не поняли этого. Все вышло не так. — Она говорила спокойно, но в ее голосе чувствовалась грусть. — Тони не безразличен мне, даже до сих пор, но я часто злюсь на него, сама не знаю почему. — Она пожала плечами. — Слишком много пустоты между нами, и мы так и не смогли ее заполнить.
— Очень жаль, — пробормотал Фергюсон.
Вошел Ким с серебряным подносом и поставил его на столик возле камина.
— А вот и чай! — воскликнул Фергюсон и добавил, обращаясь к слуге: — Позови капитана Фокса, Ким.
Ким ушел. Габриель села у окна, а Фергюсон устроился напротив и налил ей чая в чашку из тонкого фарфора.
Она попробовала чай и улыбнулась:
— Превосходный! Моя английская половина полностью одобряет ваш чай.
— Кофе — дрянь по сравнению с хорошим чаем.
Он предложил ей сигарету, но она отказалась.
— Нет, спасибо. Давайте перейдем к делу. У меня назначена встреча, так что времени не так уж много. Что вы хотели?
В этот момент появился Фокс. Он был в легком сером фланелевом костюме и в гвардейском галстуке. В руке он держал папку, которую положил на стол.
— Рад вас видеть, Габриель.
Он наклонился и поцеловал ее в щеку. Он действительно был рад ее видеть.
— Я тоже, Гарри.
Фокс взял чашку чая, которую ему предложил Фергюсон, и вопросительно посмотрел на него. Фергюсон кивнул.
— Что вы знаете о Фолклендских островах, Габриель? — спросил молодой капитан.
— Это в Южной Атлантике, — ответила она. — Примерно в четырехстах милях от аргентинского побережья. Правительство Аргентины в течение многих лет оспаривает их у нас.
— Верно. Конечно, это британская территория, но такое место, которое находится в восьми тысячах миль от Англии, защищать трудновато.
— Ради интереса скажу, — вмешался Фергюсон, — что у нас там в данный момент шестьдесят морских пехотинцев, не считая местных сил самообороны, один корабль Королевского военно-морского флота «Эндьюранс», патрульный катер, вооруженный двумя двадцатимиллиметровыми пушками, и пара вертолетов. Наши хозяева в парламенте ясно дали понять, что по соображениям экономии не собираются держать там большие силы.
— А в четырехстах милях оттуда — прекрасно оснащенные военно-воздушные силы, большая армия и флот, — добавил Фокс.
Габриель пожала плечами.
— Ну и что? Не думаете же вы в самом деле, что правительство Аргентины решится захватить острова.
— Боюсь, что как раз это мы и думаем, — ответил Фергюсон. — Все идет к тому еще с января. А ЦРУ серьезно считает, что делаются необходимые приготовления. Во всем этом есть смысл. Страной правит хунта из трех человек. Президент, генерал Гальтьери, сделал ставку на экономический подъем. Но, к несчастью, страна находится на грани банкротства.
— Вторжение на Фолкленды будет очень кстати, — сказал Фокс. — Оно поможет отвлечь людей от домашних проблем и занять их умы чем-то другим.
— Как в древнем Риме, — продолжал Фергюсон. — Хлеба и зрелищ вполне достаточно, чтобы толпа была счастлива. Еще чашечку чая?
Он налил Габриель еще чашку.
— И все-таки я не понимаю, какое отношение ко всему этому имею я? — спросила она.
— Ну, это очень просто. — Фергюсон кивнул Фоксу. Тот открыл папку, взял оттуда пригласительную карточку и подал ее Габриель.
Карточка была на двух языках — английском и испанском. Его превосходительство Карлос Ортис де Розас, посол Аргентины, приглашает мадемуазель Габриель Симон Легран на званый вечер с коктейлем с половины восьмого до восьми. Вечер состоится в аргентинском посольстве на Уилтон Кресент.
— Рядом с Белгрейв-сквер, — подсказал Фокс.
— Что, сегодня вечером? Невозможно. Я иду в театр.
— Это важнее, Габриель. — Фергюсон опять кивнул, и Фокс достал из папки черно-белую фотографию, которую положил на стол.
Габриель взяла фотографию. На ней был человек лет сорока в военном летном костюме, какой надевают летчики сверхзвуковых самолетов, и с шарфом на шее. В правой руке он держал шлем. Как и большинство летчиков, не очень высокого роста. Черные волнистые волосы, тронутые сединой на висках, спокойные глаза. На правой щеке шрам.
— Полковник Рауль Карлос Монтера, — пояснил Фокс. — В настоящее время — специальный военный атташе в посольстве Аргентины.
Габриель продолжала разглядывать фотографию. Ей казалось, что она смотрит на старого друга, на человека, которого давно и хорошо знает, хотя она была уверена, что никогда его не видела.
— Расскажите мне о нем.
— Возраст — сорок пять лет, — сказал Фокс. — Аристократ. Мать — донна Елена, занимает видное положение в обществе в Буэнос-Айресе. Отец умер в прошлом году. Семье принадлежат Бог знает сколько земли и чуть ли не весь скот в мире. Они очень богатые.
— И что же, при таком богатстве он — летчик?
— Да, в некотором роде он — одержимый. Научился летать в шестнадцать лет. Окончил Гарвард, получил степень по языкам, потом поступил на службу в ВВС Аргентины. Обучался в Королевских военно-воздушных силах в Крануэлле. Также проходил подготовку в ЮАР и в Израиле.
— И что очень важно, — заметил Фергюсон, отходя к окну, — он не похож на всех этих южноамериканских фашистов. В 1967 году вышел в отставку и отправился в Африку. Во время гражданской войны в Нигерии воевал на стороне республики Биафра. Совершал ночные полеты на «Дакотах» с Фернандо-По в Порт-Харкот. Задача не из легких. Потом он где-то познакомился со шведским аристократом, графом Карлом-Густавом фон Розеном. Республика Биафра купила у шведов пять учебных самолетов «Миникон». Он сам установил на них пулеметы и прочее. Монтера был одним из тех ненормальных, кто пытался сражаться на этих самолетах с египтянами и восточными немцами, летавшими на русских «МиГах». — Фокс подал ей еще одну фотографию. — Снимок сделан в Порт-Харкорте в самом конце войны.