— Это неофициальный визит, — пояснил он, показывая на свой наряд.
Она поцеловала его в щеку и потрогала крестик, который висел у него на шее на тонкой цепочке.
— Ты выглядишь роскошно.
Она говорила по-английски, и Монтера ответил на том же языке:
— Роскошно? По-моему, это неподходящее слово для мужчины.
— Роскошно! — повторила она с шутливым упрямством. — И не спорь со мной. Я хочу выйти прогуляться. Пойдем через Кенсингтонский сад, потом зайдем в «Харродз».[4] Мне надо кое-что купить.
— Отлично!
Он закурил и сел в кресло, просматривая утреннюю газету, пока она одевалась. Он нашел отчет о вчерашнем заседании парламента, где премьер-министру задавали вопросы о Фолклендских островах. Монтера с интересом углубился в чтение и поднял голову только тогда, когда Габриель вышла из своей комнаты.
В желтой футболке, туго обтягивающей грудь, в белой юбке выше колен и в коротких ковбойских сапожках на высоком каблуке, она выглядела удивительно молодой и свежей. Солнечные очки утопали в ее пышных светлых волосах.
— Идем? — спросила она.
— Конечно. — Он встал и открыл перед ней дверь. — Ты полна сюрпризов. Кто-нибудь говорил тебе это?
— Очень часто.
* * *Толпа в Кенсингтонском саду была весьма пестрой. Арабы и азиаты всех мастей перемешались с британцами. Люди сидели на траве, прогуливались по дорожкам, мальчишки играли в футбол на поляне. Большинство мужчин провожало Габриель восхищенными взглядами.
Она взяла Рауля под руку.
— Ответь мне на одни вопрос: зачем ты летаешь?
— Это моя работа.
— Но ты, наверное, очень богат. Все знают, что в аргентинских военно-воздушных силах полно аристократов. Ты мог бы делать все, что захочешь.
— Попробую объяснить, — ответил он. — У меня был дядя Хуан, брат моей матери. Сказочно богатый человек. Он происходил из старейшей мексиканской семьи, но с самого детства питал лишь одну страсть.
— Женщины?
— Да нет, я серьезно говорю. Бой быков. И он все-таки стал тореро, профессиональным бойцом. Для семьи это явилось величайшим позором, потому что в тореро обычно идут цыгане или бедняки.
— И что же?
— Однажды, мальчишкой, я сидел с ним, когда он наряжался в свой костюм перед выходом на арену в Мехико. Я насчитал на его теле девять шрамов от рогов. Я спросил: «Дядя, у тебя все есть — титул, деньги, власть, а ты выходишь сражаться с быками. Каждую неделю ты рискуешь своей жизнью. Зачем это тебе?»
— И что он ответил?
— Он сказал: «Такой уж я есть. Просто это единственное, что мне хочется делать». Со мной то же самое. Я хочу летать, вот и все.
Она дотронулась до шрама на его щеке.
— Но ведь ты мог бы погибнуть!
Он усмехнулся.
— Тогда я был моложе. Глупее. Я верил в свободу, справедливость и тому подобную чушь. Сейчас я стал старше. Ничего уже не осталось.
— Ну, это мы еще посмотрим!
— Это обещание?
— Да так… А что случилось с твоим дядей?
— Однажды он все-таки угодил быку на рога и погиб.
Габриель вздохнула.
— Ужасно!
Она крепче схватилась за его руку. Они вышли из сада и пошли по Кенсингтон-роуд.
— Боюсь показаться бестактным, — сказал он, — но ты выглядишь сегодня очень соблазнительно. Ты специально так оделась?
— А как ты думаешь? — ответила она вопросом на вопрос.
— Я думаю, в этом есть определенная цель.
Габриель пожала плечами.
— Не знаю. Какое это имеет значение? Возможно, иногда хочется быть соблазнительной.
Он остановился и взглянул на нее.
— Ты — самая красивая женщина из всех, которых я видел в своей жизни. Несмотря на этот легкомысленный наряд.
— Очень мило с твоей стороны.
— Я вот о чем подумал: принимаешь ли ты сегодня просителей с предложением руки и сердца? Или сегодня неприемный день?
Габриель вдруг помрачнела и потупилась.
— Не надо, Рауль, это не смешно. Совсем не смешно!
Он нежно поцеловал ее.
— Неужели ты не видишь, как я люблю тебя? Для меня это вполне серьезно. Я не шучу.
У нее в глазах появились слезы.
— О Боже! — прошептала она. — Я терпеть не могу мужчин, но ты не такой, как другие. Такого, как ты, я еще никогда не встречала.
Монтера остановил проезжавшее мимо такси.
— Зачем это? — удивилась Габриель. — Куда мы едем?
— Домой, — ответил он. — На Кенсингтон Палас Гарденз. Какой замечательный адрес, как раз рядом с русским посольством!
Они лежали в постели рядом, глядя, как колышется белая занавеска под легким ветерком из приоткрытого окна. Монтера подумал, что много лет он не чувствовал себя так хорошо и спокойно.
На маленьком столике рядом с кроватью стоял кассетный магнитофон. Габриель включила его, и чудесный голос Эллы Фицджеральд запел: «Наша любовь останется с нами навсегда».
— Это для тебя, — сказала она.
— Ты — прелесть!
Он поцеловал ее в лоб. Она замурлыкала от удовольствия. Потом перевернулась на живот и вздохнула.
— Как хорошо было! Может, еще раз попробуем?
— Дай мне хоть отдышаться!
Она засмеялась:
— Бедный ты мой старичок! Устал? Дай я на тебя посмотрю.
Она внимательно изучала его лицо своими зелеными глазами, будто старалась запечатлеть его образ в памяти навсегда.
— Расскажи мне, откуда у тебя этот шрам.
Монтера пожал плечами.
— Я летал с острова Фернандо-По в Порт-Харкорт в Биафре во время гражданской войны в Нигерии. Мы летали на «Дакотах» обычно ночью, но в тот раз мне пришлось лететь днем. Им срочно понадобились медикаменты. Шел дождь, настоящая гроза. Ко мне прицепился русский «МиГ». Летчик был египтянин, как я потом узнал. Он просто расстреливал меня, как живую мишень. Через несколько секунд трое из моего экипажа оказались убиты. Тогда я и получил вот это. — Он коснулся пальцем своего шрама.
— А что потом?
— Опустился до пятисот футов. Когда он следующий раз зашел мне в хвост, я опустил закрылки, «тормознул». «Дакота» почти повисла в воздухе.
— А «МиГ»?
— У него не осталось пространства для маневра. Он перелетел меня и врезался в джунгли.
— Ты молодец!
Она провела пальцами по его губам. Монтера сонно пробормотал:
— Я хочу быть честным с тобой до конца, понимаешь? Я еще никогда ни с кем этого не чувствовал. Я бы хотел отдать тебе всего себя.
У Габриель защемило в груди, потому что она-то обманывала его. Ей все же удалось улыбнуться.
— Не беспокойся ни о чем. Усни. У нас еще целый день впереди.
— Нет, ты ошибаешься. У нас впереди целая жизнь. — Он улыбнулся. — Я всегда любил ночной город. Молодым я часто гулял ночью по Парижу, Лондону или Буэнос-Айресу. В ночном городе есть что-то волшебное. Кажется, что в конце улицы тебя ждет что-то совершенно необыкновенное.
— Что ты имеешь в виду?
— Мне уже сорок пять. В июле стукнет сорок шесть. Как долго ты шла ко мне! Но все же пришла наконец. Я не спросил, какой у тебя знак Зодиака?
— Козерог.
— Ужасная комбинация. Лев и Козерог. Совершенно безнадежно.
— Так уж безнадежно?
Она поцеловала его, и через мгновение он уже спал.
Габриель стояла у окна, смотрела на сад и думала о Рауле. В гостиной зазвонил телефон. Она торопливо вышла в другую комнату и взяла трубку. Это был Фергюсон.
— Привет, Габриель! Какие у нас новости?
— Никаких.
— Он сейчас с вами?
Габриель вздохнула.
— Да. Спит в другой комнате.
— Обстановка накаляется. По всем признакам, они готовятся к нападению. Вы уверены, что он остается в Лондоне?
— Да. Абсолютно уверена.
— Отлично. Я еще позвоню потом.
Габриель положила трубку. В этот момент она ненавидела Фергюсона так, как никого другого в своей жизни. Рауль Монтера вдруг резко вскрикнул. Она бросилась в спальню.
Этот сон был таким реальным, каких он еще никогда не видел. Он летел в самолете, который превратился в решето. В фюзеляже зияли огромные дыры. Он даже слышал, как дребезжат оторванные куски обшивки, и чувствовал запах горящего масла и дыма. В панике он пытался открыть плексигласовый колпак, но не мог.