Леди Доусон кивнула:
— В таком случае вас нужно поздравить, Картер. Видимо, вы счастливчик.
При этих словах Картер невольно поежился. Счастливчик? Он не решался даже подумать об этом. Наконец он добавил с присущим ему равнодушием:
— Ну, счастьем это вряд ли назовешь. Думаете, я не знаю, что местные жители, а также и коллеги археологи считают меня сумасшедшим? Существует множество трудов величайших археологов, в которых говорится о том, что в Долине Царей не осталось необнаруженных гробниц. И вдруг приезжает некий бедняк из Свэттема в Норфолке, существующий на средства эксцентричного лорда из Хайклера, и полжизни роется в Долине, там, где уже десятки лет назад завершились последние работы. Я ни в чем не могу упрекнуть тех, кто считает меня помешанным.
— Видимо, это просто справедливая удача, — заметила леди Доусон. — Вы не слишком любите лорда Карнарвона? Я имею в виду, у вас чисто деловые отношения?
— Можно и так сказать. Господин лорд позволяет производить раскопки. Карнарвон коллекционирует антиквариат, а правительство пообещало ему половину всех находок. До сих пор, тем не менее, все предприятие принесло ему больше убытков, нежели прибыли. Пара алебастровых кувшинов и шкатулка — это все. Сомнительный доход. Я бы, вероятно, тоже не слишком воодушевился.
— И вы никогда не думали о том, чтобы начать другой проект?
— Миледи! — Картер повысил голос. — Для человека вроде меня главное — не желание, а возможность. Я не могу себе позволить пойти на поводу у своих желаний, моя судьба в том, чтобы исполнять желания других людей. Сначала я служил Фонду Исследований, затем Высокому Лорду. Я всегда должен был держать рот на замке и делать то, что мне прикажут. Почему вы спрашиваете?
— Есть один проект, который меня бы, например, заинтересовал.
— Вы меня заинтриговали.
— Имхотеп.
— Имхотеп? — Картер испуганно поежился. Казалось, само произнесенное имя уже вызвало в нем ужас, будто леди Доусон сказала нечто недозволенное, таинственное, о чем говорить запрещено. — Имхотеп, — начал Картер, и по его голосу стало ясно, что тема для него неприятна, — скрывает одну из величайших тайн археологии, предположительно непостижимую для людей. Существуют загадки, которые призывают людей и требуют быть разгаданными; есть же иные. Они выходят за пределы человеческого разума и, будучи разгаданы раньше времени, принесут человечеству больше вреда и несчастья, нежели пользы.
Слова Картера взволновали леди Доусон. Хладнокровная англичанка, которую невозможно было представить себе потерявшей контроль над собой, сделала шаг вперед и возбужденно произнесла:
— Вы знаете об Имхотепе больше. Расскажите все, что вы знаете, все!
Близость леди была неприятна Картеру, и он отодвинулся, сделав вид, что поправляет балку прохода. Взяв принесенную жердь, он двинулся к выходу, мимоходом заметив:
— Я ничего не знаю об этом, слышите? Ничего. И я этому несказанно рад. — И, не обращая более внимания на леди Доусон, он запер решетку, отвязал осла и отправился в обратный путь.
Некоторое время они молча шли рядом. Предложение сесть на осла леди Доусон отклонила. Дойдя до развилки, где пути их расходились, они заметили, что на востоке над Нилом встает солнце.
— Желаю удачи, — коротко сказала леди и, отвернувшись, пошла прочь, так что Картеру ничего не оставалось, как крикнуть ей вслед слова прощания. Оседлав осла и направившись на восток, в сторону дома, Картер задумался о необычной встрече.
Конечно, в странной леди всегда было что-то загадочное, и те, кто знал ее ближе, считали даже, что этот образ она создавала нарочно, но в этот раз ее появление было столь неожиданным, что Картер затруднялся делать предположения. Никто кроме рабочих не знал о гробнице, да и они не догадывались о том, что обнаружили. Была ли их встреча случайной? Нелегко было в это поверить.
Картеру леди Доусон никогда не нравилась, уже из-за одного того, что строила глазки, бесспорно, глазки соблазнительные, лорду Карнарвону. Картер обладал чутьем, когда речь шла о порядочности людей, и эту даму он считал хитрой интриганкой, даже не имея на то ни малейшей причины. Люди данного типа отличаются постоянными перепадами между заискиванием и грубостью, что отталкивало Картера ничуть не меньше, чем постоянное самомнение лорда Карнарвона.