Выбрать главу

Шторм стих, легкими шагами к нему приблизилась Эвелин. Она положила руку на его плечо и успокаивающе проговорила:

— Я понимаю твое волнение, Говард, но люди из секретной службы — невежды. Не принимай этого так близко к сердцу.

— Они злы, высокомерны и глупы, — выпалил Картер, схватив Эвелин за руку. — Но они еще узнают меня.

В этот момент подошел Карнарвон. Лицо его выражало беспокойство, но скорее не о том, что его дочь окажется в опасной близости к археологу, а о состоянии последнего.

— Картер, — сказал он примирительно, — вы правы, но дело Имхотепа имеет национальное значение, по крайней мере по мнению правительства его величества, и мне кажется, было бы ошибочно вступить в конфликт с военным министром. Быть может, он когда-нибудь поможет нам в наших поисках. В жизни бывают моменты, когда умнее сдаться, нежели настаивать на своих нравах. Думаю, вам следует обдумать все еще раз, пока дело не дошло до скандала.

Эвелин взяла Картера за руку и, не дожидаясь ответа, повела в салон.

Картер сел, полистал свои бумаги и осведомился, не глядя на окружающих:

— Так что вам от меня нужно?

— Поймите меня правильно, — ответила леди, — секретная служба правительства его величества ни в коей мере не стремится принизить ваши заслуги. Мы бы хотели от вас одного: чтобы вы согласовали с нами планируемые сроки проведения работ, то есть мы были бы очень обязаны вам, если бы вы учли наши пожелания.

Прежде чем Картер успел ответить, лорд Карнарвон выразил согласие.

С берега раздались крики. Пинкок вышел посмотреть, в чем дело. Вернулся он бледный как мел.

— Лодка исчезла. Боюсь, она затонула.

— А что с Курсье? — взволнованно спросила леди.

Пинкок пожал плечами.

Теперь его звали Хафиз эль-Гафар, на нем была аккуратная европейская одежда, усики, делавшие его существенно старше и придававшие элегантности. Однако можно сменить имя, одежду и даже взгляды, но человек всегда останется самим собой. Омара охватила тоска, когда он сошел с корабля в Александрии, откуда несколько месяцев назад бежал вместе с Халимой, мечтая начать новую, счастливую жизнь. И что теперь? Он был бесконечно несчастен, неся в себе злобу обманутого человека, чувство, с которым ни один мужчина не в состоянии справиться, по крайней мере не так быстро.

В поезде, везшем его в Каир, Омар ехал первым классом, как это и подобало человеку его внешности, — в конце концов, барон фон Ностиц-Вальнитц снабдил его необходимым количеством средств. Впервые он заметил, что Египет — страна богатая. В поезде ехали торговцы и служащие, мудиры и назиры с богато одетыми женами. Все они не имели ничего общего с людьми из задних вагонов, в которых до сих пор путешествовал и Омар.

Как и всегда, нуждаясь в совете, Омар первым делом вспомнил о микассе. Конечно, тот с пренебрежением воспринял его любовь к Халиме, и они даже повздорили, но все же инвалид остался единственным человеком, которому Омар мог слепо доверять. Омар прибыл ночью и снял номер в «Мена Хаус». Несмотря на то что прошло уже двадцать лет, Омар вспомнил, как когда-то, будучи ребенком, был выгнан из богатого отеля. Утром взгляд его упал на караван-сарай, где старый Мусса учил его пользоваться набутом и объяснял, что он символизирует мужскую силу. Хижины остались прежними, но теперь из них выходили другие люди.

Исключением был Хасан. Безногий инвалид был древним стариком все те годы, которые Омар помнил его, и, соответственно, сейчас должен был еще больше состариться. Так что на фоне воображаемого образа он показался даже помолодевшим. Их встреча была теплой, спор забыт, и Омар принялся рассказывать обо всем происшедшем.

— Разве я тебе не говорил? — вздохнул микасса, сощурив правый глаз, видевший явно лучше другого. — Но ты не хотел верить старому инвалиду. — И он дружески пихнул Омара в бок.

— Самое ужасное, — продолжил тот, — что я все еще люблю ее, и если она завтра вернется и скажет…

— Ты с ума сошел! — гневно воскликнул микасса. — Ты действительно сошел с ума. Женщина вроде нее заслуживает кнута! Тебе бы следовало отвести ее в пустыню, чтобы она погибла там. Глупец! — Чтобы сменить тему, Хасан внимательно осмотрел костюм Омара: — Ты стал настоящим Саидом, мой мальчик. Кто бы мог подумать! Я должен быть счастлив, что ты вообще снисходишь до беседы с бедным старым микассой.

Тогда Омар отвел старика в сторону и рассказал об истинной причине своего возвращения в Египет, о том, что путешествует он с поддельными документами на имя Хафиза эль-Гафара, боясь мести аль-Хуссейна и его людей, и попросил не выдавать его во имя Аллаха Всемилостивого. Основной его целью был поиск профессора Хартфилда, потому что, найдя Хартфилда, он надеялся продвинуться в разгадке тайны. Омар рассказал о своей поездке в Лондон и неожиданном открытии относительно пропавшего в Луксоре журналиста Вильяма Карлайля, состоявшего в связи с племянницей Хартфилда, носившей мужские брюки и постоянно курившей.