Омар прислушался:
— Слышите пение?
Нагиб и барон затаили дыхание.
— Похоже на отдаленные крики в лесу и одновременно на визг побитой собаки, — тихо сказал фон Ностиц.
— Это литания монахов. Сейчас у нас есть хорошая возможность. Пока они заняты пением, нам нечего бояться. Потому что брат Менас присматривает за ними.
Далее все шло точно согласно плану Омара. Барон занял позицию в углу здания, из которого лестница вела вниз, в лабиринт, с маузером на изготовку. Омар встал на парящую плиту, будто по мановению руки открылся проход, Нагиб и Омар исчезли в нем.
Несмотря на то, что барон знал о вооружении монахов и что Омар предупреждал об их непредсказуемости и опасности, фон Ностиц не чувствовал ни малейшего страха. Мужество внушало это новое чувство — впервые в жизни он совершал нечто смелое, дерзкое, отчаянное и безрассудное, далекое от его расписанной по часам жизни. Чтобы ощутить это, ему понадобилось ждать до старости. И уже не впервые в душу ему закралась мысль, что он неправильно прожил жизнь.
В первой камере с кувшинами для хранения воды Омару потребовалось немало усилий, чтобы уговорить Нагиба пойти с ним дальше. Пение становилось все громче, и Нагиб снял ружье с предохранителя.
— Знаешь, чего я не понимаю? — прошептал он. — Почему тут не выставлена стража?
— Единственный человек, не теряющий здесь разума, а значит, способный выполнить подобное задание, — Менас. А он прежде всего занят тем, чтобы следить за монахами, чтобы они не перебили друг друга. Они набросятся друг на друга, как дикие звери, если он хоть на мгновение отвлечется. А кроме того, сюда забредают лишь ненормальные вроде нас.
Омар остановил Нагиба движением руки. В конце коридора сиял яркий свет. Пение стало громче. Омар и Нагиб крались, осторожно переставляя ноги. Дойдя до конца, Омар, прислонившись к стене, выглянул из-за угла. Затем предложил другу взглянуть на поющих.
Бросив короткий взгляд на монахов, Нагиб отвернулся. Вид этого убожества вызывал в нем отвращение. Искаженные лица, странное поведение престарелых мужчин, годами не видящих солнца, ужасали. В чем же крылась причина всего этого? Нагиб не понимал. Омар повлек его дальше. Они вернулись, поднялись по крутой лестнице на следующий этаж и, наконец, достигли — Нагиб давно потерял ориентацию — комнаты профессора.
Омар осторожно отодвинул занавес, закрывавший вход. Хартфилд сидел на полу все в том же положении со скрещенными ногами, как и во время первой их встречи. Несмотря на то что взгляд его был устремлен прямо на занавес, гостей он явно не заметил.
— Пойдем! — Омар сделал Нагибу знак, и они вошли в ярко освещенную комнату. Они молча опустились на колени перед лишенным разума профессором, и Омар тихо заговорил:
— Ка Эдварда Хартфилда, ты слышишь мой голос?
Бледный мужчина задвигался механически, будто марионетка, голос его прозвучал ненатурально:
— Я Ка Эдварда Хартфилда, кто меня зовет?
— Ка Эдварда Хартфилда, мы пришли, чтобы забрать тебя отсюда. Мы отведем тебя в безопасное место, где тебе не придется бояться власти монахов.
— Я не хочу никуда уходить, — ответил Хартфилд бесцветным голосом. — Здесь мой дом, это моя жизнь. Убирайтесь отсюда, иначе они поймают и вас.
— Ка Эдварда Хартфилда, — вновь начал Омар, но теперь слова его были более настойчивы, — мы пришли, чтобы отвести тебя к твоей жене Мэри…
— Я Ка Эдварда Хартфилда, — монотонно повторил профессор, — я не знаю, о чем вы говорите, я Ка Эдварда Хартфилда.
Омар и Нагиб переглянулись. Что им было делать? Единственное, что могло им помочь, — это ожидание. Нужно было ждать, пока безумие не покинет профессора. Но до тех пор монахи закончат петь, а как будет реагировать Хартфилд, если попытаться вывести его силой, сказать было невозможно.
— Где Мэри? — внезапно спросил Хартфилд. — Где Мэри?
Нагиб сразу ответил:
— Ваша жена в Александрии. Мы пришли, чтобы отвести вас к ней. Не препятствуйте и идите с нами!
— Где Мэри? — повторял профессор, и теперь его голос звучал настойчиво и угрожающе.
— Если вы пойдете с нами, мы отведем вас к ней, — повторил Нагиб.
Затем воцарилась тишина. Профессор молчал, и взгляд его был настолько непроницаем, что невозможно было сказать, что происходит у него в душе. И тут случилось нечто неожиданное: Хартфилд поднялся, взглянул на дверь и неуверенно, словно сомнамбула, пошел к коридору, вниз по узкой лестнице, мимо коридора, ведшего к поющим монахам, к входной камере. Омар и Нагиб следовали за ним. Они были так поражены неожиданным поворотом событий, что не проронили ни слова за все время пути.