Говард Картер всегда выражался прямо, что не помогало приобретать друзей; он слыл одиночкой и отщепенцем, его не любили. Однако миссис Шелли увлекла манера этого человека, и она без стеснения начала строить догадки по поводу темного прошлого окружавших.
— Дорогая, пожалуйста! — успокоил супругу профессор и продолжил, обращаясь к Картеру:
— А скажите честно, вы ожидаете новых сенсационных находок в Долине Царей? Я имею в виду, наука ведь не слухами питается…
— Но и не папками и не учеными статьями! — мгновенно отреагировал Картер. — В Фонде Исследования Египта, бесспорно, есть светлые головы, но египетская история пишется не в Лондоне, не в Париже и не в Берлине. — Картер указал пальцем за спину. — Там создается история, в грязи и пыли, при жаре в сорок градусов в тени, если вы понимаете, что я имею в виду. — И внезапно спросил:
— Вы здесь впервые?
— Да, — ответил Шелли, и Картер продолжил:
— Видите ли, мне было семнадцать, когда я приехал сюда впервые, и с тех пор эта страна и ее история не отпускают меня. С тех пор я здесь живу и работаю, и за это время приобрел такие знания, которые не в силах дать Оксфорд или Кембридж. Жизнь здесь не приносит богатств, максимум — обогащает опыт. Археология — это красивая девушка без приданого.
— Вы не ответили на мой вопрос, — улыбнулся профессор.
Картер задумался.
— Ожидаю ли я сенсационного открытия? — Он поднял глаза, взглянул на Нил, и на его лице появилась самодовольная улыбка. Не глядя на профессора, он сказал: — Да, меня можно было бы посчитать сумасшедшим, если бы я не был убежден, что там есть еще что-то, что одним махом сделает меня знаменитостью.
Шелли взглянул на жену, и та восхищенно воскликнула:
— Расскажите, расскажите, пожалуйста, мистер Картер!
На мгновение Говард Картер потерял над собой контроль, сделал намек, о котором сразу же пожалел; но взял себя в руки и попытался отшутиться:
— Знаете ли, археологи похожи на людей, собирающих мозаику. Чем больше камешков мозаики соберешь, тем ближе ты к цели. Плохо только то, что камешек поначалу приносит больше вопросов, чем ответов. Однако затем находится один, похожий на все прочие с первого взгляда, но именно он дополняет картину, и она становится ясна вся целиком.
Миссис Шелли напряженно посмотрела на Картера.
— Приведу пример. Вход в гробницу царицы Хатшепсут был известен сотню лет назад. Но на нем не было ни надписи, ни рисунка, так что никто не догадывался, куда ведет туннель. Камень там ломкий, и проход заполнен мусором, к тому же извилист. Еще Наполеон начал попытки извлечь мусор, но через двадцать шесть метров отказался от своего намерения. Потом пришли немцы, они освободили еще двадцать метров и тоже сдались. Слишком много усилий для коридора, назначение которого неизвестно. Когда я обнаружил гробницу Тутмоса Четвертого, то нашел среди обломков синего скарабея с именем царицы Хатшепсут. Это заинтересовало меня. Я изучил все документы, касающиеся легендарной царицы, и пришел к выводу, что ее гробница также расположена в этой местности. Но где начать поиски? Однажды я чистил свою палку в камнях. Я находился непосредственно у прохода, который пытался исследовать еще Наполеон. И что же я там увидел? Плоский камень с именем Хатшепсут. У меня не оставалось сомнений, что камень был извлечен с мусором из прохода. То есть это должен был быть проход к гробнице Хатшепсут.
— И что же? — спросила нетерпеливо миссис Шелли, — ваша догадка подтвердилась?
Говард Картер стряхнул пыль с костюма, будто желая показать, сколь незначительна эта тема. Наконец он ответил:
— Да, моя догадка была верна, хотя результат и не стоил затраченных усилий. Нам пришлось прокладывать воздушные шланги и преодолеть три предкамеры, пока через пару сотен метров мы не достигли гробницы.
— И?
— И ничего. Она была пуста, как и все гробницы фараонов, открытые до сих пор. Inscha’allah.
— Вы так грустно это говорите, будто сильно расстроены, — заметила Клэр Шелли.
— Грустно? — Картер вымученно улыбнулся. — Я потерял должность. Как бы вы себя чувствовали, если бы с минуту на минуту могли оказаться на улице?
— Простите, я не знала!
— Ничего, — проворчал Картер, — поверьте, это не очень приятно. Годами я с трудом держался наплаву, рисуя открытки для туристов, по пиастру за штуку. Как нищий, стоял я у отеля, иногда возвращаясь домой с парой пиастров. Мне было несладко.
С юга подул теплый ветер, и красно-белые маркизы, украшавшие террасу, затрепетали. Вверх по реке шла лодка с высоким треугольным парусом, стремясь к причалу у отеля и вызывая острое любопытство высокого общества.