— Ее зовут Фатима, — прошептал профессору Мустафа и, тихо вздохнув, продолжил:
— Она лучшая, от Каира до Асуана.
Шелли, не зная, что ответить, кивнул и захлопал в ладоши, в этот же момент и остальные стали хлопать в такт музыке, побуждая Фатиму ко все более откровенным движениям. Босыми ногами она отбивала ритм на коврах, покрывавших полы из белого камня, выбивая из них облачка пыли. Каманги повторяли одну и ту же мелодию, и на атласной коже Фатимы появились искрящиеся капельки пота.
Не обращая внимания на такое количество сладострастия, за колонной уселись в кружок четверо местных жителей, что можно было заключить по их одежде. От их темных мундштуков шли пестрые тонкие трубки — они курили кальян, выпуская белые клубы дыма. Самой интересной личностью среди них был лысый старик с протезом ноги, отложенным им далеко в сторону, сопровождающий свою речь энергичными жестами и время от времени бросающий вокруг себя опасливые взгляды, будто опасаясь, что его подслушивают.
— Газеты пишут, — шептал он, — генерал-губернатор Элдон Горст возвратился в Англию ожидать смерти.
— Этого не жалко, — ответил стройный загорелый мужчина справа от старика. — Он до Кромера недотягивает.
— Дотягивает или нет, но кедив собирается в Вильтшир, нанести больному визит.
— Но это невозможно!
— Будь он проклят! — взорвался другой.
— Это унизительно для всего египетского народа!
Одноногий нагнулся к своему соседу, положил руку на его плечо и спокойно сказал:
— Необходимо предотвратить поездку Аббаса Хильми. Наши друзья в Александрии уже разработали план.
— Как, интересно, можно препятствовать поездке кедива в Англию?
— Аббас Хильми плывет на фрегате «Ком Омбо». Путь до Англии неблизкий. Понимаете, что я имею в виду?
Остальные закивали.
— В любом случае, — добавил одноногий, — Ибн Кадар, капитан, на нашей стороне.
— На него можно положиться?
— Бесспорно. За деньги танцует даже пророк Мухаммед.
В тот момент, когда Фатима, опустившись на колени и широко раздвинув их, откинулась назад, так что ее волосы коснулись пола, музыка внезапно оборвалась: послышалось цоканье копыт, прогремел выстрел, из парка доносились возбужденные крики, и, прежде чем вооруженные стражи Мустафы успели отреагировать, в зал ворвались всадники с закрытыми лицами. Их было пятеро или шестеро, они возникли одновременно с нескольких сторон и, опрокидывая светильники и столы, с криками: «La illah il’allah — Нет бога на земле, кроме Аллаха» начали стрелять по гостям.
Шелли увлек Клэр на пол, закрыл ее собой, и они вместе, тесно обнявшись, откатились за балюстраду.
Нападение длилось несколько секунд. Так же внезапно, как появились, всадники исчезли в ночи.
— За мной! — крикнул помощник мудира Ибрагим эль-Навави и, выхватив ружье у одного из стражников, бросился в темноту, поглотившую всадников, стражники — за ним.
Мустафа Ага Айат дрожал всем телом, однако старался сгладить происшествие, выкрикивая снова и снова:
— Ничего не произошло, все в порядке!
Боксер, усмехаясь, прижимал к себе руку, на которой расплывалось кровавое пятно. Жильбер, дагерротипист, был более всего озабочен судьбой собственной камеры, от одноногого и его собеседников не осталось и следа, а Фатима лежала на ковре без движения.
— Все в порядке? — профессор помог жене подняться и отряхнуть платье от пыли.
Клэр кивнула.
— Ты только посмотри! — воскликнула она вдруг, указывая на полуобнаженную танцовщицу.
В левом плече Фатимы виднелось черное отверстие. Шелли наклонился и повернул ее голову. Из правого уголка губ струилась кровь.
— Скорее, врача! — крикнул Шелли, и Ага, дико озираясь, вторил ему:
— Где доктор Мансур?
Доктор Шафик Мансур, уважаемый руководитель небольшой клиники в Луксоре, приложил большой палец к веку Фатимы и попытался поднять его, затем взял ее за левую руку, но вскоре уронил ее на ковер. Мансур покачал головой и приложил два пальца к шее Фатимы.
— Она мертва, — сказал он тихо.
Клэр зарыдала, и профессор взял ее руки в свои.
— Для меня это слишком, — всхлипывала она.
Через два дня в газете «Новости Луксора» писали, что во время перестрелки националистов погибла танцовщица Фатима из Наг Хаммади.
Омар не знал, сколько прошло времени. Два, три, четыре дня? Тишина и темнота не давали возможности сориентироваться. Не знал он и того, сколько раз прошел вдоль стен, ощупывая каждое углубление в поисках выхода. Как-то ведь он попал в это проклятое подземелье!