Добровольцев, из которых выжил лишь каждый третий, чествовали как героев, среди них и Омара, которого мучила совесть при выслушивании похвал. Но что ему было делать? Не мог же он прилюдно сознаться, что не самопожертвование, а любовь к девушке толкнула его на это. Омар предпочел промолчать. Это было молчание, с которым Омару доведется встречаться не раз, оно несравнимо с высказанной ложью, но в памяти остается куда дольше.
По этой причине, а также потому, что профессора это тоже касалось, Омар решил рассказать ему о девочке, ее предостережении и последнем слове, произнесенном Юсуфом. Это нелегко далось ему.
Шелли беспомощно смотрел на Омара.
— Имхотеп, говоришь? Имхотеп?
— Да, Имхотеп, о Саид. Что это может означать?
— Хотелось бы мне самому знать!
— Но вы удивлены, о Саид.
— Да, удивлен. Быть может, это совпадение, но пока ты рассказывал, я вспомнил о книге на столе Карлайля.
— Английская книга, если я правильно помню.
— Именно так Когда я листал книгу, на пол выпал листок, на котором стояло одно слово, одно имя: Имхотеп!
— Кто такой Имхотеп, о Саид?
— Имхотеп был врачом, архитектором, священнослужителем и мудрецом. Он жил две с половиной тысячи лет назад при фараоне Джосере и считается изобретателем пирамид. Ему приписывается также древнее египетское учение. В качестве врача он совершал настоящие чудеса, поэтому жители Мемфиса и Луксора называли его богом врачевания. Статуи изображают его лысым стариком, читающим свиток папируса. Для своего владыки Джосера Имхотеп воздвиг подобающую усыпальницу — ступенчатую пирамиду в Саккаре. Говорят, это древнейшая постройка в мире. Вокруг нее археологи обнаружили множество обломков с его именем, так что существует предположение, что и он нашел свое последнее пристанище в этих местах. Другими словами — усыпальница бога! Размышления исследователей свелись к следующему: если древние египтяне так роскошно хоронили своих царей, как же они должны были проводить в последний путь бога?!.
Омар увлеченно слушал, но никак не мог соотнести рассказ профессора с Юсуфом и Карлайлем. Хотя все это, конечно, казалось странным.
— Что знает девочка? — вдруг спросил профессор.
Омар испугался резкого тона и попытался успокоить Шелли:
— О, Саид, Халима — хороший человек, она ни за что не совершит зла, Inscha’allah.
— Ну, да, — неохотно ответил профессор, — она предупредила тебя, значит, что-то знает. В любом случае, она знает больше, чем говорит.
— Вы правы, о Саид.
— …и об этом мы сообщим полиции.
— Никакой полиции, никакой полиции, — вскинул голову Омар, — Халима — хорошая девочка.
— Но это же в твоих интересах! — возразил профессор.
Омар выпрямился, как будто физически хотел придать вес своим словам, и уверенно ответил:
— О Саид, дайте мне пару дней, лишь пару дней, и я заставлю Халиму все рассказать. Прошу вас!
Профессор вначале был против, предпочитая обратиться в полицию, чтобы та оказала давление на девочку, но затем сдался. Кто мог гарантировать, что Халима скажет полиции правду? Профессор согласился. Если и существует человек, которому девочка во всем признается, так это Омар, подумал он.
На следующий день рано утром Омар направился в эль-Курну. Как и обычно, в месяцы дулькада и дульхедша над полями стелился молочно-белый туман. Пахло влажным песком, и невидимые вороны и коршуны исполняли утреннюю песню. Шлифовальщик уже приступил к работе, и повсюду разносился скрежет металла о камень.
Перед домом Халимы сидел пожилой мужчина. Он вырезал узоры на своем посохе и не оторвался от работы, даже когда Омар подошел и поздоровался. Омар сказал, что пришел к Халиме.
— К Халиме? — Старик посмотрел на него, изучил мальчика сквозь сощуренные веки и вновь принялся за работу, мимоходом заметив: — Халима уехала.
— Уехала? Куда?
Старик пожал плечами:
— Уехала. Теперь я здесь живу.
— Но дом… Он ведь принадлежит…
— Мустафе Ага Айату, — продолжил за него мужчина, — и он мне его сдал.
— И куда ушла Халима? — настойчиво расспрашивал мальчик.