Эти двое заперлись в комнате номер 43, темном помещении с круглым столом в углу. Вокруг него в несколько потертых креслах и сидели мужчины, глядя на нечто черное, лежавшее на столе — не шире ладони и не длиннее руки до локтя.
— Если хочешь найти мед, следуй за пчелами, — произнес Мустафа Ага Айат и повел глазами.
— Но неужели обязательно нужно было застрелить его? — с сомнением возразил Ибрагим эль-Навави.
— Он давил на нас, — тихо ответил Мустафа, — а с шантажистами у нас разговор короткий. Я просмотрел все газеты, ни малейшего подозрения — самоубийство признано единогласно. Да здравствует Египет!
— Да здравствует Египет! — беззвучно повторил эль-Навави и добавил, помолчав: — И наше славное прошлое.
Тем временем Айат достал сверток и развернул его на столе. На листе бумаги вырисовывались очертания чего-то похожего на кусок овечьей шерсти. Ага положил на бумагу черный камень и попытался совместить края, как в головоломке. Это ему удалось без особых трудов, и Айат торжествующе воскликнул:
— Подходит! Без сомнения, подходит!
— Ты уверен? — спросил эль-Навави скептически.
— Вот, посмотри! — Ага подвинул к нему бумагу с лежавшим на ней камнем и показал на линию разлома. Она была неровной, но точно совпадала с границей рисунка. — Подходит, как борода Пророку.
— Надеюсь, ты прав, — сказал эль-Навави, с интересом посмотрел на бумагу, затем откинулся в кресле. — Очень хотелось бы, чтобы этот проклятый камень привел нас к цели.
— К цели? — Мустафа Ага Айат закурил сигарету. — Мы должны быть рады, если эта находка продвинет нас хоть на шаг дальше. О цели пока что речь не идет.
— Ты понимаешь знаки на камне, я имею в виду — ты можешь установить, стоит ли игра свеч?
— Конечно, нет! — сердито ответил Айат. — Если бы мог, не занимался бы проставлением штампов в паспорта иностранцев. Единственное, что я знаю, это то, что надпись на камне демотическая, то есть еще более древняя, чем коптское письмо, и что камень был найден в Рашиде, в западной дельте Нила.
— Как же он оказался в Берлине?
— Inscha’allah. Это долгая история. Ее корни уходят во времена Наполеона. Когда более сотни лет назад он прибыл в Египет, по приказанию императора в Рашиде был построен форт. Во время строительных работ французы обнаружили каменную плиту из черного базальта размером с колесо телеги. И на этой плите была надпись, сделанная священнослужителями из Мемфиса. Надпись не содержала значительных сведений, замечательным было то, что сделана она была в трех вариантах: иероглифами, демотическим письмом и на греческом языке. С помощью того камня двадцать лет спустя стало возможным прочесть иероглифы.
— И какое отношение имеет это все к нашему камню?
— Не торопись! На том месте, где более ста лет назад был найден камень с трехъязычной надписью, с тех пор археологи Франции, Италии, Англии и, наконец, Германии проводили бесконечные раскопки в надежде обнаружить сокрытые сокровища — золото, драгоценные камни, скульптуры. Надежда — это канат, на котором танцует множество дураков.
— То есть они ничего не нашли?
— Ничего, кроме пары фрагментов надписей, которые передали ученым в качестве сувенира. Судя по камням, они, как и камень из Рашида, являлись частями посланий священнослужителей Мемфиса. Их существуют сотни, и никто бы не подумал, что однажды они приобретут такое значение. Продолжение рассказа ты уже слышал.
— Ты имеешь в виду то, что рассказал о Кемале?
— Да.
— И этот Кемаль действительно пасет коз?
— Он уже семь лет пасет своих животных в этой местности. Однажды при попытке воткнуть посох в землю он наткнулся на нечто твердое. Он разгреб землю и обнаружил небольшую черную каменную плиту, три из четырех краев которой отсутствовали. Кемаль пришел ко мне, чтобы продать фрагмент. Я высмеял его, сказав, что лучше бы он использовал камень, мостя дорожку перед домом, — такую вещь никто не купит. Но он заплакал, и я дал ему десять пиастров, скорее из жалости. С тех пор камень лежал у меня в кабинете на подоконнике. И продолжал бы лежать и по сей день, если бы однажды Карлайль, этот проныра, не спросил о значках на его поверхности. Я рассказал ему историю о Кемале и десяти пиастрах, мы вместе посмеялись, и англичанин попросил дать ему на время камень, он хотел его кому-то показать. Я не имел ничего против. Через несколько дней он возвратился и взволнованно начал расспрашивать о Кемале и точном месте, где был найден камень. Он хотел искать отсутствовавшие части. Я спросил, не хочет ли Карлайль посвятить меня в свою тайну, но тот начал увиливать, хотел одурачить меня. Но он просчитался. Я забрал у него камень и отдал на перевод знакомому в Каире. Вот что тот прочел.