— Нагиб! Нагиб! — прошептал Омар. — Ты слышишь?
— Да, — ответил Нагиб.
— Что это может быть?
— Разве я Аллах? — послышалось из темноты.
Стук становился громче.
— Вставай! — прошептал Нагиб. — Встань спиной к стене и помоги мне.
Омар на ощупь пробрался к стене. Сцепив руки, Омар помог Нагибу подняться к окну и открыть внутреннюю задвижку на ставне.
— Что там, Нагиб? — нетерпеливо спрашивал Омар, глядя наверх. Под тяжестью сокамерника болели пальцы. Он слышал шорохи, производимые Нагибом, и беспокойно поинтересовался: — Сколько мне еще держать тебя?
Нагиб посмеивался, и Омару хотелось даже отпустить руки, лишив того опоры, потому что Нагиб не отвечал, но затем он услышал голос:
— Совсем не просто достать бутылку сквозь прутья решетки. Опускай!
— Что случилось? — повторил Омар, как только Нагиб оказался внизу.
— Кто-то послал нам выпить!
— Что?
— Именно так, перед окном на веревке висела бутылка. — И он подал ее Омару.
— Бутылка? Что это значит? — И Омар вернул ее Нагибу.
Вынимая зубами пробку, Нагиб уверенно ответил:
— Я же говорил тебе, что у меня много друзей. — В темноте было слышно, как он пьет из горлышка. — Виски, ирландский виски.
Омар потерял дар речи. Когда Нагиб вновь передал ему бутылку с предложением выпить, Омар ничего не ответил. Он понюхал напиток, но запах вызвал у него отвращение; Омар вернул бутылку, не приложившись к ней, и лег на свою койку.
Нагиб наслаждался виски, как наркотиком, в котором ему было отказано долгое время, издавая удовлетворенное фырканье и беседуя сам с собой, так как Омар молчал. Он восхвалял дружбу и будущее Египта. Когда в своей эйфории Нагиб слишком повышал голос, Омар останавливал его.
Омар уже было подумал, что алкоголь усыпил Нагиба, но тот вдруг начал держать пламенные речи о Саде Заглуле, предводителе египетских националистов, и их общем деле. И каждый раз, когда возле дверей камеры звучали шаги охраны, Омар был вынужден зажимать рот пьяного сокамерника. Лежа на койке, ставшей частью его жизни, Омар слушал Нагиба, который и в состоянии глубокого опьянения говорил разумные вещи о том, что Египет принадлежит египтянам и никому другому и что британцам безразлично будущее Египта, но речь в этой войне идет о Суэцком канале и морском пути в Индию. К утру, когда в окно упал луч света, язык Нагиба начал тяжелеть, он постепенно замолкал и, наконец, уснул.
Еще до начала побудки Омар попытался спрятать бутылку. Он хотел опустить ее в ведро, находившееся в камере для совершения естественных потребностей. Но, предварительно оглядев бутылку со всех сторон, он сделал неожиданное открытие: на этикетке, так что увидеть можно было лишь сквозь бутылку, находился рисунок — очертания кошки, точно такой же, как его ожог.
Омар испугался. Что это могло значить? Он смотрел на спящего Нагиба и слушал его тяжелое дыхание. Омара нелегко было напугать, но в тот момент он пожалел, что записался в рабочий корпус. Бутылка в его руках дрожала, а на затылке выступил пот. Сквозь дверь он услышал шаги охраны, затем крики: «Утренняя поверка, утренняя поверка!» Он слышал их каждое утро в течение месяца. Нагиб спал.
Когда ключ повернулся в замочной скважине, Омар быстро спрятал бутылку у себя под матрасом. Офицеру он объяснил, что Нагиб болен, что тот всю ночь мучился от спазмов желудка и теперь лучше не будить его. После скудного завтрака — чая с темным хлебом — и утренней поверки Омар возвратился в камеру. Нагиб храпел.
Закинув руки за голову, Омар глядел в потолок над своей койкой, с которого облезала краска. Уже почти пять лет прошло с момента его загадочного похищения, чуть не стоившего ему жизни, и причины которого так и остались сокрыты. Омар уже забыл о событии, имевшем столько последствий и оставившем столько улик, которые, однако, все вместе ни к чему не вели, или, скорее, заставил себя забыть о нем. Все дальнейшие поиски казались ему бесполезными и даже опасными, а забвение оказалось лучшим лекарством. Быть может, он стал жертвой ошибки что тем не менее не объясняло роли Юсуфа и его дочери Халимы во всей истории.
Халима — он все еще не забыл девочку. Долгое время он верил, что она обманула его, иллюзией чувств желая отвлечь от каких-то важных событий. Конечно, тогда он был еще неопытным мальчиком, но ему не хотелось верить в возможность обмана. Не важно, почему Халиме пришлось исчезнуть однажды ночью. Она сделала это не по собственному желанию. Быть может, она, так же, как и он, необъяснимым образом была втянута в какой-то заговор. В любом случае ее исчезновение не давало повода обвинять ее.