Нагиб чуть не потерял контроль над собой, по крайней мере он выглядел так, будто собирался броситься на начальника порта и потащить его в полицейский участок. Но что бы это изменило? Начальник порта оспорил бы любое заявление, и, что еще хуже, им троим пришлось бы назваться, а этого им делать было нельзя. Так что Халима протянула Георгиосу сотню фунтов, и тот уладил с капитаном все формальности, включая документы, и с наступлением темноты они «абсолютно легально» взошли на борт корабля.
«Кенигсберг» был судном, перевозившим как грузы, так и пассажиров и совершавшим раз в месяц рейсы из Гамбурга в Александрию. Путешествие на корабле, бесспорно, было комфортнее, но путь по морю до Неаполя с пересадкой на поезд до Гамбурга сократил бы путешествие на одну треть.
Троим запоздавшим пассажирам была предоставлена каюта на нижней палубе, где в основном размещались слуги, сопровождавшие господ, путешествующих на двух верхних палубах. Нагиб, единственный, кто уже плавал на кораблях, сказал, что каюта без иллюминаторов более чем скромна, но им она подходила своим незаметным расположением. Здесь они не должны были привлечь внимание других пассажиров.
Когда корабль отчаливал, за час до полуночи, Омар, Халима и Нагиб стояли у перил среди других пассажиров. Огни Александрии становились все меньше, Омар следил за ними, обнимая Халиму. Она тихо плакала. Омар крепче прижал ее к себе, так что теперь вздрагивал и он.
Не произнеся ни слова, они, однако, чувствовали одно и то же — счастье оказаться вместе и страх перед будущим. Inscha’allah.
9
Берлин, между Жандарменмарктом и Уранией
«О вы, которые уверовали! Не берите иудеев и христиан друзьями: они — друзья один другому. А если кто из вас берет их себе в друзья, тот и сам из них. Поистине, Аллах не ведет людей неправедных!»
Они надеялись, что бегство в Европу освободит их от проклятия прошлого, что они смогут начать новую жизнь, не обремененную страхом. Для этого они покинули Египет, направившись в неизвестность. Но человек может скрыться от настоящего, бежать же от прошлого не в его власти.
Когда Омар, Халима и Нагиб сошли с корабля в Гамбурге после двухнедельного путешествия и остановились в нерешительности, куда направиться в незнакомой стране, к ним приблизился мужчина, одетый в серое. На нем была кепка шофера с золотой накладкой. Он неожиданно появился перед ними и с вежливой сдержанностью спросил:
— Господа прибыли из Египта?
Нагиб, единственный, кто понимал немецкий язык, ответил утвердительно и спросил, почему это интересует господина. Мужчина в сером пропустил вопрос мимо ушей и продолжил:
— Тогда вы должны быть господами Омаром Муссой и Нагибом эк-Касаром?
Услышав свое имя из уст незнакомого человека, Омар пришел в ужас; он схватил Халиму за руку и думал уже было бежать, скрывшись в толпе. Нагиб же, заинтересованный тем, откуда тому известны их имена, удержал Омара за рукав: «Спокойно. Не торопись». И, вновь обернувшись к незнакомцу, ответил:
— Бесспорно, эти имена принадлежат египтянам. Их разыскивает полиция?
Вопрос Нагиба вызвал улыбку на лице господина. Он понял тактику Нагиба и решил попытаться добиться доверия путешественников другим способом.
— Разрешите представиться, — сказал он, наклонив голову и оставаясь при этом прямым, как дерево, — мое имя — Ханс Калафке, но называют меня просто Жан. Я секретарь, шофер и слуга Густава-Георга, барона фон Ностиц-Вальнитца, если вам что-нибудь говорит его имя.
Говорит ли ему что-нибудь это имя! Нагиб сглотнул. Ностиц-Вальнитц был одним из богатейших людей в Германии, владел дюжиной компаний тяжелой индустрии, имел собственный банк, считался главой немецкой центристской партии, и каждый ребенок знал его имя: «Стальной барон». Ya salaam! Чего хотел от них Стальной барон?