По мере приближения «Серафа» к цели беспокойство в комнате № 13 неуклонно возрастало. «Мы все были очень взволнованы и вместе с тем озабочены, но поделиться с кем-либо за пределами комнаты не могли», — вспоминает Пат Трехерн. Все могло сорваться по множеству причин, а ставка была чрезвычайно высока.
Операция «Баркли» должна была стать, по словам Кларка, «пиком дезинформационных усилий в Средиземноморье». Хотя формально план «Фарш» не был включен в операцию «Баркли», он играл ключевую роль в попытке расширить эту операцию, а именно убедить немцев, что следующий удар обрушится одновременно на Сардинию и Грецию, а это, в свой черед, послужит прелюдией к крупной военной кампании на Балканах. В планах, разработанных Джонни Беваном в Лондоне и Дадли Кларком в подразделении «А» и имевших целью отвлечь как можно больше немецких сил от Сицилии и Центрального Средиземноморья, использовались двойные агенты, греческие партизаны, ложные слухи и несуществующая 12-я британская армия, которая якобы готовилась вторгнуться на Балканы.
«Воинство», сосредоточенное в ливийской области Киренаика (в пределах досягаемости немецких разведывательных самолетов), состояло из макетов десантных плавучих средств, макетов танков и фальшивых планеров, а также из реальных зенитных батарей и истребителей, которые должны были немедленно подниматься в воздух при приближении вражеских самолетов, поддерживая иллюзию. Была запланирована реальная диверсионная операция в Греции, чтобы заставить немцев сосредоточить на ней внимание. На дипломатических обедах в нейтральных странах подбрасывались намеки на грядущее вторжение в Грецию в надежде, что информация будет передана в Германию. В Египте греческие подразделения проходили десантную подготовку, велись поиски лиц, говорящих по-гречески, на каирской валютной бирже покупались греческие драхмы. «Один патриотически настроенный грек сумел остаться в британской части и, несомненно, был изумлен, когда ему пришлось высадиться не на родине, а на Сицилии». В войсках распространялись листовки о «гигиене на Балканах». В другой части Средиземноморья сходные, хотя и менее активные усилия предпринимались для того, чтобы создать видимость подготовки атаки на Сардинию: алжирских рыбаков расспрашивали об особенностях прибрежных сардинских вод.
Вместе с тем стремительно шла подготовка к реальному вторжению на Сицилию. В портах Северной Африки концентрировались войска. Если операции «Баркли» и «Фарш» достигнут цели, немцы будут рассматривать эту подготовку как отвлекающую часть операции «Бримстоун» по захвату Сардинии, а также предполагаемой греческой операции. Аэродромы на Сицилии в любом случае надо было бомбить, поскольку, как писал Монтегю, «никакую крупную операцию невозможно было начать, поддерживать и обеспечивать всем необходимым, пока не выведены из строя аэродромы и другие базы противника на Сицилии». Если план сработает, бомбардировки будут сочтены вспомогательными действиями к вторжениям в восточной и западной частях Средиземноморья, а не тем, чем они станут на самом деле: прелюдией к полномасштабному вторжению на саму Сицилию. По многочисленным каналам распространялись различные мнимые даты «неминуемого» вторжения, которое затем «переносилось». Эти фальшивые даты нарочно выбирались совпадающими с наиболее темными фазами Луны. Таким образом надеялись внушить противнику, что ждать атаки следует лишь темной ночью, а в полнолуние можно ослабить бдительность.
Операция «Фарш» была лишь одним винтиком дезинформационной машины — но винтиком определяющим. Если бы она провалилась, то все прочие элементы обмана были бы разоблачены как одна огромная мистификация, немцы укрепили бы Сицилию, а «подготовку» к вторжению в Грецию верно расценили бы как отвлекающие действия. Как Монтегю предостерегал с самого начала, «если они заподозрят, что документы — фальшивка, это может иметь далекоидущие и крайне серьезные последствия». Ответственность тяжко давила на его плечи: «Если бы с „Серафом“ что-нибудь случилось, мне пришлось бы стать козлом отпущения (не говоря уже о муках совести)».
Второй попытки быть не могло. Джон Годфри, бывший глава военно-морской разведки, всегда решительно утверждал, что обман противника — блюдо, которое следует подавать только с пылу с жару: «Дезинформация, как еда, быстро становится несвежей, с душком, холодной, водянистой, несъедобной и, если успела подпортиться, приносит больше вреда, чем пользы. Если она пришла в подобное неприятное состояние, не пытайтесь ее заново разогреть. Избавьтесь от скверного куска и начните сызнова». Если бы «Фарш» подпортился, на нем бы немедленно поставили крест. У Джуэлла в этом плане не было иллюзий: малейший прокол — и операция будет отменена, тело придется доставить в Гибралтар, а документы передать в тамошнюю разведку «с предписанием сжечь содержимое, не вскрывая». Были, кроме того, разработаны планы на случай, если что-либо пойдет не так после того, как тело будет оставлено в море.
22 апреля главе британской разведки в Гибралтаре была послана шифровка: «Операция под названием „Фарш“, повторяю, „Фарш“ начата… Если в Гибралтар пришлют труп с документами в полевой сумке, прошу немедленно сообщить Робертсону в МИ-5 и дать заключение, побывали ли эти документы в руках посторонних лиц. Если эти документы попадут к Вам, их все надлежит, не трогая печатей, отправить прямой воздушной утяжеленной дипломатической почтой полковнику Робертсону в МИ-5».
Вечером 28 апреля «Сераф» обогнул мыс Сан-Висенти и взял курс на Уэльву. Джуэлл собрал всех офицеров в кают-компании. Помимо Джуэлла и его помощника Дэвида Скотта, за столом сидели лейтенанты Дикки Саттон, Джон Дэвис и Ральф Норрис. Вынув из сейфа объемистый конверт, Джуэлл ввел их в курс операции «Фарш». Как писал затем Скотт, новость о содержимом контейнера вызвала у него «небольшое потрясение». Больше всего, кажется, расстроила Скотта мысль, что «матросы спали совсем рядом с ним, может быть, даже использовали его как подушку». Офицеры кивали, не задавая лишних вопросов. После того как они высадили добродушного американского генерала в одной части Средиземноморья, забрали ворчливого французского генерала в другой, взорвали кита и на минуточку стали американской субмариной, нынешнее новое задание было в порядке вещей. Джуэлл подчеркнул «жизненную необходимость абсолютной секретности». Подводники, как известно, люди очень суеверные. Когда Джуэлл не слышал, один из офицеров заметил: «Не очень-то хорошая примета возить с собой трупы».
На рассвете следующего дня, когда до Пунта-Умбрии было совсем близко, Джуэлл отдал приказ на погружение. Следующие несколько часов они со Скоттом вели «разведку берега с близкого расстояния, запоминая все ориентиры». Берег выглядел пустынным: виднелись лишь несколько рыбацких лачуг и несколько лодок, вытащенных на песок. Задание, подумал Скотт (и ошибся), обещало быть «легким, даже приятным». Единственным, что мешало, был сильный ветер в сторону моря. Между тем приказ был четким: «Операцию осуществить во время отлива при как можно более низком уровне воды» и «при ветре, направленном к берегу, или в безветренную погоду». Джуэлл решил ждать.
«На следующий день условия оказались идеальными, — пишет Скотт. — Ветер южный, слабый, небо затянуто облаками». «Сераф» отошел на 12 миль от берега перезарядить батареи и стал дожидаться отлива и полной темноты. В Лондоне Адмиралтейство попросило военное министерство «обеспечить полный запрет на бомбардировки» в этом районе. Военно-морская разведка доложила: близ Уэльвы «прямых опасностей не обнаружено».
30 апреля в 1.00 погруженная субмарина скрытно приблизилась к берегу еще раз. Два часа спустя «Сераф» прибыл в указанную точку: направление на Портиль-Пилар — 148°, до берега примерно 8 кабельтовых (чуть меньше мили). «Мы уже готовы были всплыть, — вспоминает Джуэлл, — но в этот момент над нами прошла рыбацкая флотилия — ловцы сардин». Дождавшись, когда лодки достаточно отдалились, «Сераф» всплыл, и Джуэлл осмотрел окрестности в бинокль. «В заливе на воде было много мелких рыболовных судов. До ближайшего — около мили». Слишком далеко, решил Джуэлл, чтобы заметить темную подлодку. Небо было пасмурное, облака низкие, видимость то улучшалась, то ухудшалась, и поднимался ветер.