- Я не собирался топиться.
- А он всегда так действует. Надоел мне безумно, - сказал мужчина. Заманивает и делает попытки утопить. Ну кого вы в наши дни утопите, а?
- Никого, - согласился Берия. Он явно столкнулся с сумасшедшим, на психику которого так повлияла атомная война. А может, и сама радиация.
- Разрешите представиться, - сказал высокий мужчина и протянул руку Берии, - Николай Николаевич, Николай Николаевич младший. Вам приходилось обо мне слышать?
- А фамилия, простите?
- Фамилия обыкновенная - Романов.
- Из тех самых Романовых? - догадался Лаврентий Павлович.
- Приходился дядей покойному императору, - сказал высокий мужчина, отчего Лаврентий Павлович окончательно убедился в том, что имеет дело с сумасшедшим, которого лучше не сердить.
- А это мои края, - сказал Николай Николаевич, - мои заповедные, так сказать, леса. Здесь я охочусь, думаю, отдыхаю от дел.
- Ну конечно, конечно...
- Господи, - вдруг рассмеялся Николай Николаевич, глядя на Лаврентия Павловича сверху вниз. - Да вы, как кажется, меня полагаете психопатом, то есть человеком ненормальным. Смотрите же: вот мое оружие, и вы видели его губительную силу. А если хотите, мы можем сыграть в Вильгельма Телля - вы слыхали о таком? Вы киваете, значит, я имею дело с образованным человеком. Кстати, я не люблю разговаривать с людьми, которые не умеют или не хотят вовремя представиться.
- Лаврентий Павлович, - сказал Берия, - Лаврентий Павлович.
- И давно вы у нас, Лаврентий Павлович?
- Недавно, - сказал Берия.
Он правильно рассчитал, что нет вреда назвать себя полным именем. По той причине, что если этот сумасшедший изображает из себя дореволюционного князя, то не может ничего знать о Берии. А если покажет, что знает - хотя бы слышал, то тут...
Николай Николаевич ничего не знал о Берии, да и не стремился узнать. Вместо этого он рывком вытащил стрелу из железного листа, как раз из груди оленя, и сказал:
- А ведь неплохой выстрел. Точно в сердце. Уложил с первого раза. А бил вон оттуда... - Николай Николаевич обернулся и показал на шалашик метрах в ста на склоне долины.
- Хороший выстрел, - осторожно согласился Берия.
- Я ведь и живу охотой, - сказал Николай Николаевич, - можете называть меня просто князь - тут приходится быть демократом.
- Хорошо, князь, - сказал Лаврентий Павлович, и тут его поразила страшная догадка: а что, если после войны погибло социалистическое государство и к власти снова пришли дворяне? Ну и что - туда ему и дорога, родному государству. По крайней мере среди дворян нет его врагов.
Подумал - и сам испугался своих мыслей. Как так нет? А сколько мне пришлось, выполняя жестокую волю Сталина, расстрелять или иными способами уничтожить этих самых князей? Ведь до самой смерти вождя, до начала пятидесятых, мы их вылавливали и ликвидировали. Нет, наверно, я был не прав, когда открылся. Этот не заметит, другие заметят.
- А вы охотитесь? - спросил великий князь.
- Я давно не охотился.
- А вы откуда будете родом?
- С Кавказа, князь.
Ах, как легко ложится на язык это слово! Будто и не забывал его.
- На Кавказе отличная охота, Лаврентий Павлович, - я там служил. А вы служили?
- Я позже служил, - сказал Берия.
- Этого и следовало ожидать. Но если вы питаете слабость к охоте, я вам должен показать одну штуку, я, знаете, одного хищника тут поднял, а он потом залег. Если вам не сложно, пошли, я попытаюсь его взять. А об олене не беспокойтесь, потом егеря придут и унесут его ко мне в резиденцию.
- Простите, я босой, - сказал Берия.
- Я же сказал - два шага. - Голос Николая Николаевича прозвучал неприятно. Он не любил, когда ему перечили. А Лаврентий Павлович не был склонен сейчас кому-нибудь перечить, тем более больному манией величия, который выдает себя за дядю императора.
Николай Николаевич сложился почти вдвое и начал подкрадываться к чему-то скрытому заборами и завалами сухостоя. Берия пошел за ним, и Николай Николаевич время от времени приостанавливал его движение ладонью, опасаясь, что Берия спугнет зверя.
Вот он замер.
И начал медленно поднимать свой лук или как его... арбалет.
Он готов уже был спустить тетиву, как совсем близко раздался резкий звук дудочки. Той самой дудочки.
Князь выстрелил и тут же закричал:
- Как ты посмел! Ты мне под руку заиграл! Я же из-за тебя промахнулся.
- А я нарочно! - раздался голос из-за шалаша. - Вы знаете, князь, что диких животных осталось так мало, что каждая особь на счету. Я вам столько раз говорил - стреляйте в людей!
- Да пошел ты! - закричал в ответ великий князь и кинулся вперед.
Резким движением он откинул груду сухостоя, и глазам изумленного Берии предстал еще один железный щит, на котором ярко и аляповато во весь рост был изображен лежащий тигр с гнусной ухмылкой на роже.
Стрела вонзилась в щит где-то возле тигриного хвоста.
Берия тоже сделал шаг вперед, чтобы получше разглядеть это диво, но Николай Николаевич услышал, как треснула ветка, и крикнул:
- Не подходите, Лаврентий Павлович. Вы же видите, он только легко ранен и раздражен. Если он бросится, я не смогу вас защитить.
- И не надоело? - С другой стороны шалаша появился согнутый человек с деревянной дудкой в длинных угловатых пальцах. - Ваши звери - беспомощные жертвы дворянского произвола. Скоро в наших лесах перестанут водиться тигры. Разве мало вам того, что вы перебили всех динозавров!
- Вот это вы зря, Бетховен! - откликнулся Николай Николаевич. - Никто вам не поверит. Динозавры вымерли сами, вам каждый ребенок скажет.
- У нас детей нет!
- Не исключено, что будут. - И великий князь расхохотался.
- Лучше убивайте людей. - Человек по имени Бетховен, совершенно на Бетховена не похожий и даже не глухой, показал дудочкой на Лаврентия Павловича. - Не зря же я его сюда заманил.
- Так это ваша работа!
Они забыли о Лаврентии Павловиче, будто он был и не человеком вовсе, а какой-то мошкой, на которую можно, не заметив, наступить. Конечно же, после радиации остались только психи.
- Моя, Николай Николаевич, моя! Я его отыскал в подвале, в тюрьме. И не зря отыскал. Великий мерзавец.
- Почему же вы так решили?
- Я куда моложе вас, великий князь. И прибыл сюда только в прошлом году. А раз так, то как бы застал его там. В тюрьме узнал о его печальном конце - у нас многие говорили. А потом кинули к нам в камеру одного капитана - бывшего капитана, не эмвэдэшного, а армейского, и тот сказал, что был в охране Берии, которого вроде бы не расстреляли, а приберегли для следующего случая. А он потом исчез. Вот вдруг подумал, а не наш ли это случай?