- Мы охраняем наш мир от внешних влияний, - продолжал Чаянов. - Это не пустые слова. Они отражают действительную опасность. Оказывается, граница между нами и тем миром, в котором мы существовали ранее, прозрачна, оказывается, существовали и существуют пункты соприкосновения миров и возможности обмена между ними. Еще несколько лет назад наши московские коллеги осознали опасность таких контактов, они поняли, что именно этим путем к нам придет страшная гибель! Они постарались прекратить контакты, но были слишком слабы... и если кто-то слаб, то другой оказывается корыстен. Третий просто продажен. Даже в нашей среде нет порядка и не на кого надеяться.
- Господин Чаянов, к сожалению, совершенно прав. Скверна не только подняла голову и проникла в наши ряды, - сказал Победоносцев.
Что-то пробурчал Никифор.
Лаврентий подумал, что все происходит, как в романе, где автор дает героям высказаться, всем по очереди, чтобы читатель притом понял, где происходит действие, кто хороший, а кто сволочь... Сейчас вставит свою реплику Лариса. За ней Грацкий, и разговор утонет в бесконечном обсуждении того, что обсуждать не следует.
- Продолжай, Чаянов, - сказал Берия, называя оратора по фамилии старая партийная привычка.
- Не надо, - сказала Лариса. - Все и так знают.
- Я продолжу, - сказал Чаянов. - Слишком важна тема нашей встречи.
Берия взглянул в окно. Охранник сидел в той же позе, девушка стояла у среза воды. Вот она замахнулась - через голову, так никогда не закинуть камешек далеко. Кинула. Было видно, что фонтанчик воды поднялся метрах в десяти от берега.
- Последний сигнал, - продолжал Чаянов, - из Ярославля - показывает, насколько непрочно и опасно наше положение. Но мы, как и положено, спохватились только сейчас. Очевидно, надо было действовать уже после событий на Киевском вокзале в Москве.
- В мое время о таком и не слыхали, - сказал Победоносцев.
- В наше время, коллега, - сказал Чаянов, - вообще ничего не происходило. Тем не менее вы умудрились подготовить падение империи.
- Если бы я был жив... - начал Победоносцев, а Клюкин передразнил его:
- Если бы я был жив...
- Вы, именно вы, и довели страну, империю... - Победоносцев поднял к потолку, желтый высохший палец.
Как в таком душа держится, подумал Лаврентий Павлович и чуть было не улыбнулся, что позволял себе очень редко. Вопрос о местонахождении души оставался дискуссионным.
- Вы лучше расскажите, какие проводили расчеты, - сказала Лариса. - И что нам грозит.
Правильный вопрос. К делу. Если бы все случилось лет пятьдесят или сто назад, взял бы я эту бабу. Настоящая баба. По документам дворянка. Лаврентий Павлович предпочитал дворянок.
Он посмотрел на ту девушку, внизу на берегу.
Девушка подошла ближе к ресторану. Это лишнее. Непроверенным лицам приближение к ресторану "Взморье" не дозволялось. Наверное, ее сейчас увидят велосипедисты или кто-нибудь из охраны. Надо бы ее допросить почему она оказалась здесь, на пустынном пляже, где ее спутник? И того охранника из внешнего оцепления надо допросить...
Занятый своими мыслями Лаврентий Павлович упустил начало речи Чаянова, но он уже знал это начало. Не впервые разговариваем.
- Да погодите! - Эти слова относились к Победоносцеву, который не был способен по старости и изношенности многого понять, но полагал себя мудрейшим, подобно кавказским старейшинам, давно выжившим из ума и потому очень удобным для экстремистов, которые под видом мудрости готовы вложить в их дряблые уста сумасшедшие лозунги.
Все зашикали на старца, и тот, ворча, замолк.
- Наверное, каждый из нас мечтал или, наоборот, боялся возможности возвратиться обратно - ожить, вылезти из ада, увидеть близких... Проходили годы, и эти желания посещали нас все реже. И не только потому, что наши близкие и даже просто помнившие нас люди ушли из жизни, но и потому, что мы не можем там жить. Изменилась наша кровь, изменились наши ткани... в это трудно поверить, но мы уже мертвецы. Если я вернусь туда, откуда я родом, то через несколько часов или минут я перестану существовать. Откройте гроб, в который не поступал воздух, и в первые моменты вы увидите черты лица покойного, словно он только что заснул, но в течение минут свежий воздух сделает свое страшное дело. Тело превращается в гнилую массу черной плоти...
- Господин профессор, я вас умоляю! - воскликнул Клюкин. - Хватит мне того, что я состою из плоти, смертной и непрочной, не повторяйте, что она отвратительна!
- Мы бесплотны, мой дорогой, - заметила Лариса. - Потому нам так хорошо.
- Не богохульствуйте! - прошептал Никифор.
Лаврентий Павлович смотрел на берег. Девица исчезла, но не уходила по берегу прочь - он бы заметил. Надо бы сейчас сбегать вниз, поглядеть, не подбираются ли чьи-то агенты к ресторану. Чьи-то агенты! Смешно звучит.
- Главное, - донесся до него ровный голос Чаянова, - что мы не можем вернуться. Никогда. Мы живем в запаянном гробу. И любой ветерок, любое движение воздуха для нас опасно.
Все посмотрели на море. Все знали, что веет ветерок. Ветерок нес в себе беспорядок и опасность.
- Мы - улица с односторонним движением. Это вообще свойственно смерти. Ты можешь попасть сюда, в Ад, ты никогда не сможешь вернуться. И если кто-то раскроет дверь между нами и миром, в котором мы жили раньше, то вошедшие сюда останутся живы, а живущие здесь умрут.
Чаянов сделал паузу.
- Что нам и грозит, - закончил он.
Все молчали, потому Победоносцев повторил свою фразу:
- В мое время ничего такого не было.
- Ах, что вы знаете! - воскликнула Лариса. - Может быть, этот мир как пузырь на воде - уже возникал и погибал. Все может быть.
- Нам неизвестно, - сказал Чаянов, - когда возникла преграда между миром обычным и нашим. Какой она была тысячу лет назад, как изменилась.
- Тогда не трать время даром, - буркнул Победоносцев.
Чаянов не услышал.
- Но мы можем проследить, какой эта преграда была триста, двести лет назад, сто лет назад.
- Ну только не триста. Трехсотлетних среди нас нет.
- Есть, - сказал Чаянов, - я их отыскал. И обнаружил различия между прежними временами и временем нынешним.
Лаврентий Павлович был недоволен. Оказывается, этот пижон Чаянов раскопал каких-то старцев, и Лаврентий Павлович не знал об этом. А он-то думал, что в его списках есть все ленинградцы. И многие за пределами столицы.