Мобилизовав все свои сенсоры, я последовала за дядюшкой на довольно внушительном расстоянии.
Признаться, мне было очень обидно, ведь если бы дядюшка посоветовался со мной, то, возможно, всего дальнейшего не произошло бы, вовсе…
У входа на пляж дядюшку поджидали двое джигитов, из окружения Костолома. Кличка одного из них была Визирь. И был он самый настоящий джигит, словно сошедший с экрана фильма о басмачах или моджахедах: смуглая кожа, глубоко посаженные, настороженные глаза, густые брови, почти сросшиеся у переносицы… Короче, фирменный такой душман, которым можно по ночам детей пугать.
— Шэф ждот, — с умопомрачительным акцентом сказал Визирь. — Дэло ест. Очэн срочный…
Я вдруг вспомнила, кого мне напоминает этот яркий представитель братского Востока. Он был чем-то похож на Абдуллу из «Белого солнца пустыни». Правда, Визирь был поминиатюрнее киношного басмача, да и лицо его не было столь широким.
В ответ на заявление Визиря дядюшка лишь тяжело вздохнул и зашагал в сторону пристани, сопровождаемый молчаливыми людьми Костолома…
На яхту Костолома с игривым названием «Мурена» мне пробраться не удалось. Я улеглась метрах в сорока от нее, в тени раскидистого каштана, настроилась на волну дядюшки, и словно перенеслась в каюту Костолома.
По обыкновению Костолом даже не поздоровался, и сразу перешел к делу. А вообще-то, он очень любит придуряться. Услышал от какого-то болвана, про особую, видите ли, свою харизму и работает, чурбан, на данный, по его понятиям, имидж. Имиджмейкер, блин!
— Кажись, снова можешь подмогнуть мне, — пробасил Костолом, когда дядюшка уселся в кресле напротив иллюминатора. — Покажешь, на что способен, со своей племяшкой. Зря што ли я тебе подмагивал? Заодно опробуешь свои побрякушки…
— И чем же я могу быть полезен на этот раз? — успокоившись, спросил дядюшка. — Неужели карту подводного клада нашли?
— Клад, может, и не клад, а чемоданчик один со дна поднять придется, — сообщил Костолом. — Довольно тяжелый и ценный чемоданчик…
— С какой глубины?
— Кабы знать… — Костолом плеснул в стоявший перед ним стакан водку, залпом опрокинул ее в себя и смачно захрустел огурчиком.
Дядюшка терпеливо ждал. Вообще-то он держался молодцом, но я понимала, что творится у него в душе. И мне отрадно было сознавать, что волновался он больше не за себя, а за меня.
— Может хряпнешь? — Костолом кивнул на бутыль с водкой. — Для большей, так сказать, задушевности разговора…
— Печень пошаливает… — дядюшка почувствовал на лбу испарину, несмотря на то, что в каюте было довольно прохладно.
— Интеллигент, мать твою, — Костолом добродушно хохотнул. — Русский вроде, а водочкой брезгуешь…
Дядюшка промолчал. Он начал пересчитывать деревянные планки, которыми была оббита капитанская каюта. Как я его когда-то учила, для владения нервами и внутреннего спокойствия.
— Значитца так… — Костолом, наконец, догрыз свой огурец и посмотрел на дядюшку совершенно трезвыми, смеющимися глазами. — Ты не дрейфь… Я ведь люблю тебя с твоей племяшкой. По своему, конечно… Но люблю. Очень вы мне дороги…
— Когда за кладом? — спокойно поинтересовался дядюшка.
— Чемодан поднимать надо будет примерно через неделю. Содержимое оценивается лимонов в пятьдесят. Баксов, естественно. Лежать он будет на глубине от сорока, до двухсот метров….
— Лучше бы на сорока, — заметил Виктор.
— Постараемся. Но не все от нас зависит. Да и нужен ли ты был бы мне на такой-то глубине? — Костолом хохотнул, подивившись неожиданно получившейся рифме. — Оттуда и мои пацаны управились бы…
— Нельзя отложить подъем на неделю? — осторожно спросил дядюшка. — Подготовка нужна, если погружаться на двести метров…
— Опередить могут… — Костолом закурил. — Скажи чо надо, пацаны обеспечат…
— Для такой глубины, нужна барокамера, — начал перечислять дядюшка. — Мощная лебедка…
— Ты мне мозг не пудри, — прервал его Костолом. — Ежели все получится — лимон гринов твой. Сечешь? Два процента! Всё честь по чести, как год назад…
— Миллион долларов? — усомнился дядюшка.
— Именно!.. Лимон баксов, зелени, гринов… Называй как хошь, но в любом случае, он тебе, думаю, не помещает? — Костолом хитро буравил своим взглядом дядюшку, пытаясь обнаружить в его глазах алчный блеск.
Однако дядюшка оставался невозмутимым.
— Без барокамеры и лебедки не обойтись, — сказал он, после паузы. — Сдохнем от кессонной болезни…
— Детали меня не интересуют… — Костолом ударил своим кулачищем в стену каюты и в дверях тут же появился Визирь.
— Мой помощник, можно сказать, правая рука, — сказал Костолом, кивая на вошедшего бандита. — Натик Везиров. Или попросту Визирь. Все мелочи с ним утрясешь… — он вновь наполнил стакан, всем своим видом давая понять, что аудиенция окончена.
Я решила не испытывать судьбу и ретировалась задолго до появления дядюшки и людей Костолома.
Дядюшка был знаком с Костоломом уже больше года. На чем был основан авторитет этого «крестного папы», догадаться было нетрудно. В период «первоначального накопления капитала» немалую роль играла обыкновенная физическая сила. Как в феодальные времена. Плюс бандитские наклонности, то есть отсутствие таких понятий, как совесть, жалость и сострадание…
Мне часто казалось, что Костолома я знала всю жизнь. Первое время я, конечно, боялась его. Но когда он стал для меня таким же прозрачным как дядюшка, страх ушел. И не потому, что Костолом оказался добрее, чем я думала. Наоборот: он был еще более отмороженным, чем я могла себе представить. Я перестала его бояться, когда научилась предугадывать его мысли и поступки.
Костолом являлся нашей «крышей», хотя раньше мы как-то и без нее обходились. Хотела бы я знать, какая сволочь Костолома на нас навела?!
Аккуратно получая свою долю со всех видов деятельности дядюшкиной фирмы, он якобы ограждал нас от всяческих посягательств криминальных группировок. Но я чувствовала, что интерес Костолома простирается значительно дальше тех копеек, что он с нас имел. Иногда мне даже казалось, что он догадывается о таких моих способностях, о которых не знал даже дядюшка.
В последнее время Костолом явно чувствовал себя не в своей тарелке. В городе началось очередное перераспределение сфер влияния, да и власти, выслуживаясь перед центром, начали создавать видимость «очистительной деятельности». Однако это никак не отражалось на наших взаимоотношениях с «крышей». Мы были полезны друг другу, что и обеспечивало наше достаточно мирное сосуществование.
Во всяком случае, — пока…
Настоящее имя Костолома было Иван Захарович. А вот подлинной его фамилии не знал никто. Как не знал никто толком и о начале его бурной криминальной биографии. Был Иван Захарович не только богатырем, но и прекрасным артистом. Он умело разыгрывал из себя грубого неотесанного мужлана, однако нередко блистал неожиданной эрудицией и достаточно тонким вкусом. Но только перед особо близкими людьми. Перед избранными.
Рэкет, разумеется, не был единственным бизнесом группировки Костолома. Он содержал несколько подпольных публичных домов, именуемых саунами, массажными кабинетами, а также центрами досуга и релаксации. Кроме того, он курировал вольных проституток обоих полов и целую армию воров, взломщиков и уличных грабителей.
Костолома уважали и побаивались сутенеры и участковые, хозяева модельных агентств и ночных клубов, приблатненная шпана и даже депутаты городской думы.
До нас доходили слухи, что наркотиками Костолом не занимался. Из принципа. Во всяком случае, последние семь лет. Вскоре после Афгана от передозировки погиб младший брат Костолома и он, узнав о причине его смерти, повел, лютую войну с наркодельцами.
И не только на контролируемой им территории.
Возможно именно поэтому работники правовых органов, не подвластные наркобаронам, вяло реагировали на некоторые деяния «пацанов» Костолома. И возможно, поэтому Иван Захарович враждовал с коррумпированной частью властных структур.