— Но еще пятеро останутся на борту! — напомнил дядюшка. — И это не считая команды… Я уже не говорю, что среди них будет сам Костолом!..
— Какая бабайка! — я усмехнулась. — Он тебя загипнотизировал?!
— Так он один десятерых стоит! На него даже смотреть страшно, не то, что драться с ним! К тому же они будут вооружены, в отличие от нас.
— Их оружие может и не сработать… — загадочно пообещала я, хотя, признаться, пока и понятия не имела, как нам удастся расправиться с командой. И, вообще, страх я испытывала не меньший, чем дядюшка. А может быть и больший. Я ведь, как и все раки, нерешительная трусиха…
— И как же мы их одолеем, не имея оружия? — упирался дядюшка.
— После того, как избавимся от сопровождения, прихватим их подводные ружья и уже ими замочим остальных…
— Я не узнаю тебя! — с ужасом прошептал дядюшка. — Что это за выражение такое: «замочим»?! Это же люди, не тараканы!..
— Они — профессиональные убийцы, — напомнила я.
— Вот именно!!! — у дядюшки не хватало слов, от возмущения. — Ты понимаешь, с кем собираешься тягаться?!
— Разве у нас есть другой выход? — я уже тоже начинала выходить из себя. — Все, увы, предельно просто: либо мы их, либо они нас!..
— П-по моему, ты т-того!.. — дядюшка от волнения даже начал заикаться. — Силы-то соизмерять надо!..
— Вы там, уснули?! — по обшивке барокамеры загрохотали удары.
— Идем! — громко крикнула я и пару раз ударила по люку.
— Ну, с Богом! — дядюшка чмокнул меня в щеку и включил насос…»
3. В бездне
«— Каюта номер шесть, — напомнил Костолом перед тем, как я и дядюшка надели подводные маски. — Большой такой желтый чемодан и коричневый кейс…
— Про кейс в первый раз слышу, — попробовал возразить дядюшка.
— Брюлики там, — терпеливо пояснил Костолом. — Они еще на несколько десятков лимонов потянут…
— Брюлики? — не понял дядюшка. Он у меня очень несовременный: боевики не смотрит, массовое чтиво игнорирует… По сути, он как был кабинетным ученым, так им и остался. Несмотря на все свои старания как-то вписаться в нашу бурно меняющуюся действительность.
Когда-то, в совковые времена, он работал в Москве. В середине восьмидесятых, ещё до моего рождения, у него умерла жена. Он ее очень любил и тяжело переживал потерю. Чтобы сменить обстановку, дядюшка переехал сюда, к морю, где жила его сестра и где прошло его детство. К счастью, в юности он увлекался подводным плаванием, потому и устроился инструктором в клуб подводников. Много лет спустя, он организовал свою фирму, в которой успешно обучал желающих дайвингу.
Вскоре после переезда дядюшки к морю, его сестра родила меня. Судя по фотографиям, мама моя особой красотой не блистала, поэтому замужем так и не побывала. Так что я, как говаривали в былые времена, незаконнорожденная и про своего отца ничего не знаю, да, признаться, и знать не хочу. Через пару лет после моего рождения мама умерла, поэтому я её совсем не помню. Оказывается, во время Чернобыля она гостила у подруги, в Белоруссии, и схватила смертельную дозу радиации. Из-за этого она, несмотря на все усилия дядюшки, и умерла. И пришлось ему взять все заботы обо мне на себя.
Лет десять назад я тоже начала болеть. Эта также было следствием Чернобыля. Врачи оказались бессильны, поскольку подпорчены были мои гены. И дядюшке пришлось вспомнить свои прежние занятия. Когда-то, ещё в Москве, он работал в засекреченном институте, и занимался секретными медико-биологическими проблемами. Но для завершения моего лечения нужны были деньги. И немалые. Потому он и начал оказывать услуги Костолому. Мучился дядюшка, при этом, несказанно. Терзал себя, психовал, однако, меня на ноги поставил.
А вот что такое брюлики, грины и капуста — так и не узнал…
— Брюлики — это бриллианты, — терпеливо пояснила я дядюшке. — Камушки такие прозрачные. То есть алмазы обработанные. Очень твердые и очень-очень дорогие…
— Так бы и сказали… — дядюшка вздохнул, опустил на глаза маску и бултыхнулся спиной в воду.
Я, естественно, последовала за ним…
Трое сопровождающих с «Мурены» остались ждать нас на десятиметровой отметке, а мы с дядюшкой продолжали погружение. На глубине сорока метров я жестами показала дядюшке, чтобы он остановился, и продолжила погружаться в гордом одиночестве.
Я не знаю, почему не боюсь подводного мрака. Мне хорошо в воде. Наверное, во время погружений во мне пробуждаются инстинкты тысяч поколений наших водных предков.
Дело, предстоящее мне сегодня, казалось почему-то совершенно плевым. Я имею в виду само погружение. Каких-то сто метров, да еще в обогреваемом костюме и с новейшим аквалангом! Правда, в затопленном корабле мне предстояло встретиться с трупами. Что ж, придется пройти и через это. Ведь если мой план удастся, дядюшка сможет закончить свои эксперименты, а я смогу жить дальше, и обеспечивать нашу с ним безопасность…
В полном мраке я все-таки нашла корабль. Дядюшка утверждает, что я обладаю даром акустической локации под водой, присущей дельфинам и прочим китообразным. Но я-то знаю, что всё это чушь собачья. Я обладаю, друзья мои, самым обыкновенным ясновидением. Простите, но другого термина подобрать не смогу. Плюс, — неплохо владею биолокацией. Ведь почувствовала же я «Моздок», когда мы были еще на поверхности и проплывали довольно далеко от него…
Включив оба фонаря, я смогла разглядеть, что судно, в результате взрыва переломилось, практически, пополам. Это существенно облегчало задачу. До сего момента я больше всего раздумывала над тем, как проникну в корабль.
Закрепив в разломе один из двух фонарей, чтобы он освещал перекошенный коридор, я поплыла вдоль кают.
Дело своё проклятый Тарасыч знал недурно: взрывчатка на корабле была заложена грамотно. То есть так, что большинство пассажиров даже не успели покинуть каюты. Восемь несчастных из спасательной шлюпки находились, скорее всего, на верхней палубе, потому и успели спастись.
Для того, получается, чтобы их добили бандиты…
Каюту номер шесть я нашла без особого труда. В коридоре мне встретились два трупа. Они только начали раздуваться, ведь с момента взрыва прошли считанные часы.
Кроме тела хозяина кейса в каюте имелись еще два трупа. Скорее всего, это были телохранители. Огромный чемоданище с баксами плавал в центре каюты. Как я узнала позднее, бабки в чемодане были упакованы в герметичные полиэтиленовые пакеты, в которых сохранился воздух. Именно этот воздух и держал чемодан на плаву.
А вот кейс с брюликами, к моему огорчению, был прикован массивной цепью к руке его владельца. Это был холеный господин лет сорока пяти. Под потолком, рядом с чемоданом, плавал то ли его фрак, то ли смокинг. Впрочем, это мог быть и обыкновенный пиджак, я плохо разбираюсь в классической мужской одежде, поскольку дядюшка ее никогда не носит.
Воротник сорочки холеного господина был разодран; видимо он разорвал его в момент смерти от удушья.
На лица утопленников я старалась особо не глазеть. Все эти перекошенные от ужаса физиономии и вылезшие из орбит глаза только отвлекали от дела. А ведь я должна была успеть сделать намного больше, чем запланировал Костолом. Причем сделать одна, без дядюшки, который томился в тревожном ожидании почти в семидесяти метрах надо мной.
Работать на такой глубине надо спокойно и методично. Иначе много чего можно натворить!
Я вдруг вспомнила, как лет шесть назад, во время одного из первых своих погружений в открытом море, меня внезапно подвел вестибулярный аппарат. Пузырьки отработанных газов из акваланга вдруг поплыли не вверх, а куда-то вбок. То есть умом-то я понимала, что пузырьки по-прежнему всплывают вверх, но все органы чувств почему-то протестовали против этого умозаключения. Я понимала, что если хочу подняться на поверхность, то следует плыть вслед за пузырьками. Но тело не слушалось меня. Возможно, это было следствием кислородного опьянения, или ещё какой-то неправильности дыхания… Короче, если бы не дядюшка, то это погружение оказалось бы для меня последним…