Пока он вел машину, Ник молчал, думая о том, что она ему рассказала. Самое главное, что Кэти Лин, которая скрывалась в Париже, назначила еще одну встречу с Доминик на послезавтра в оживленном рыночном районе. У нее, казалось, была способность назначать встречи в местах, где она могла раствориться в толпе, когда возникала проблема. Доминик небрежно сообщила о первой встрече Джонни Воу, но та не пришла на встречу. Затем она обнаружила, что в ее офисе и доме в ее отсутствие прошли обыски, но она не заподозрила Джонни Ву, потому что его не было в городе.
Когда она обнаружила, что ее сумочка была извлечена из гардероба во время вечеринки, а сообщение Кэти Лин исчезло, она поняла, что это могли сделать только Джонни Воу или его люди. Это объясняло внезапную прохладу между Доминик и Джонни на вечеринке, а также ее бегство от Ника. Затем она поняла, что играет с огнем, и предположила, что пули на крыше были предназначены для нее. Она рассказала эту историю с большой иронией из-за собственной доверчивости и замешательства.
Ник понял, что она ему нравится. Теперь ему предстояло решить, верить ей или нет.
Доминик протянула руку и легонько коснулась пальцами гладкой атласной кожи предплечья Ника, где мышцы под кожей были тверды, как стальной трос.
— Останови тут, Ник, — сказала она. — Здесь можно безопасно припарковаться. Джонни Ву не знает это место.
Ее взгляд быстро скользнул по его мускулистым плечам и сильным рукам, закутанным в испорченную рубашку с закатанными рукавами.
«Ух Бьен, Я вижу, вы можете мне не совсем поверить. Ее голос был дружелюбным, а уголки глаз на мгновение сморщились. «С такими, как ты, всегда сначала война, а потом мир».
Ник умело направил свой автомобиль к парковочному месту под деревьями на тротуаре. — Я все еще считаю, что рядом с тобой опасно, детка, — сказал он, сверкая жесткой улыбкой. Она довольно улыбнулась, но не ответила.
Ник почувствовал запах речной воды раньше, чем увидел ее. Он последовал за ней по тротуару к лестнице, которая круто спускалась к причалу у кромки воды. Ее босые ноги оставляли мокрые следы на ступенях, а ее полная женственная задница плавно перекатывалась под одеялом, накинутым на талию. На пристани она схватила его за руку. Ник почувствовал, как длинные ногти впиваются в его предплечье немного сильнее, чем это необходимо.
— Будь осторожен, Ник. Рабочие повсюду разбрасывают веревки и тому подобное.
Они спустились по короткому трапу к гладкому плавучему дому с панорамными окнами. Доминик порылась в сумочке в поисках ключей и без умолку болтала.
«Женщине моего возраста нехорошо жить с родителями и работать, особенно если она журналист. А кроме того, здесь можно сидеть туманным утром и думать о своих ошибках и делать новые ошибки». Она посмотрела на него с улыбкой и сказала другим, более мягким тоном: «Мне нелегко благодарить кого-то, но…»
Это предложение она тоже не закончила, но протянула руку и притянула голову Ника к своему рту. Он почувствовал, как ее ногти проникли сквозь его густые вьющиеся волосы в его череп, и мягкое прикосновение ее губ уступило место безошибочному приглашению войти и исследовать его. Ее язык был игривым, живым существом со своим собственным языком, когда она прижалась к нему. Большие руки Ника скользнули под одеяло к тонкой, упругой талии, а затем к полным животным чреслам. Импровизированная одежда медленно упала. Он притянул ее к себе, чувствуя полные молодые груди с твердыми сосками, прижимающимися к напряженным мышцам груди там, где рубашка была распахнута.
Ноги, казалось, подкосились под ней. Она споткнулась о дверь, и ее плоский живот поднялся, чтобы принять его мужественность, отделенную лишь тонким слоем одежды. Потом одеяло совсем слетело, и это привело их обоих в чувство.
«Может быть, — сказала она с весельем в глазах, — нам лучше войти внутрь». Она натянула на себя одеяло.
— Возможно, — усмехнулся Ник. Его большие руки не сразу отпустили ее. Он был склонен отвезти ее туда, на мокрое дерево старой баржи. Это может быть немного болезненно для дамы, подумал он, ухмыляясь. Он должен был знать, что у Доминик, под ее диким безрассудством и поведением фотомодели, был вулканический характер. Она провела Ника внутрь и включила свет. — Подожди здесь, Ник. Первую записку я получила от дочери доктора Лина, Кэти. Она исчезла в спальне, а Ник опустился на недавно обитый диван семнадцатого века.
Журналистика, должно быть, преуспевает, подумал он. Ковер от стены до стены был достаточно толстым, чтобы на нем могли пастись овцы. Взглядом профессионала он заметил, что в Версале такие шторы будут смотреться неуместно. Мебель в основном семнадцатого и восемнадцатого веков, излучающая мягкое сияние ухоженного антиквариата. Он увидел картину Кокто в рамке, висевшую на одной стене, и очень маленькую картину Пикассо на другой стене.