«Мы совершили ошибку, решив воевать на чужой территории. Эти душманы похуже немецких фашистов будут. Нам не победить этих исламских фанатиков», — мелькнула в воспаленном мозгу молодого Чижова крамольная мысль. С детства Александр мечтал стать военным, как и его отец. Военное училище подтвердило, что он не ошибся в выборе профессии. Он любил и строевую подготовку на плацу, и военную тактику, что изучали за партами. Он быстро выучил два иностранных языка, английский и испанский. Принялся самостоятельно изучать еще и французский. «В семье растет Штирлиц», — с гордостью говорил его отец, полковник. И Александра на «семейном совете» решили отправить продолжать образование в Институт военных переводчиков. «Зачем вам еще один европейский язык? — удивилась приемная комиссия, узнав его желание изучать французский. — У вас нетипичная внешность. Узкие глаза, загорелое лицо… Вы невысокого роста». — «Наверно, кровь предков. У нас были в роду казахи, узбеки, туркмены и даже, кажется, персы…» — «Пойдете на восточное отделение. Будете изучать арабский и фарси. А вашей гражданской специальностью будет журналистика», — резюмировала комиссия.
И теперь, валяясь в насквозь пропитанном запахом карболки и хлорамина госпитале, двадцатилетний Александр впервые в своей жизни подумал, что совершил в выборе профессии ошибку. Но вовсе не изнуряющая болезнь, что встречается здесь, в эпицентре жары и антисанитарии на каждом шагу, родила его беспокойные мысли. Всем своим нутром Александр чувствовал, что блестящая русская операция по контролю афганской территории проваливается в глухой капкан. Геройство его друзей из спецназа, еще недавно казавшихся былинными русскими богатырями развенчивала горькая действительность.
Где же сейчас бравые ребята из «мусульманского батальона» с нашивками в виде черных летучей мышей на рукавах военной формы? Неизвестно. А еще совсем недавно, узнав об операции «ШТОРМ-333» (ликвидации правительства Амина), Чижов искренне восхищался профессионализмом бойцов разведки! Операция по смене правительства на чужой территории заняла всего 43 минуты. «Вот это работа!», — с восхищением и завистью думал тогда Саша Чижов, мечтая о подобном геройстве. Но в итоге оказался здесь, в полевом госпитале с резким запахом хлорамина, которым без конца протирали полы. Но вывести мириады афганских микробов, плодящихся под лучами горячего солнца со скоростью света, было невозможно никаким хлорамином. Любая рана на жаре запросто превращается в трофическую. С антибиотиками — вечный напряг, жаропонижающих препаратов не хватает, даже бинтов, йода и простой «зеленки» — дефицит.
«Мы едим пищу, пропитанную микробами, мы пьем отравленную ими воду… Из-за микроскопических невидимых существ нам никогда не победить моджахедов! Для исламских фанатиков вся эта грязь давно стала естественной средой обитания», — в отчаянии думал Чижов, переворачиваясь с одного бока на другой и скрипя проржавленным каркасом больничной койки.
Чижов закрыл глаза. Перед ним поплыла выжженная солнцем пустыня, затянутая огромной паутиной трещин, рыже-бурая земля, редкие солончаки с серо-зелеными кустами колючих зарослей. И тут в воображении сквозь туман полудремы и треск вертолета, патрулирующего территорию, всплыло знакомое лицо. Девушка поправляла упавшую на лоб челку, и в ее пшенично-золотых волосах сверкал огненный гребень, из которого сыпались малиновые искры…
Со студенткой журфака МГУ, Ирис Волгиной, дочкой высокопоставленного партийного работника, Александр Чижов случайно познакомился в книжной лавке Московского университета. В Институте военных переводчиков, где учился Александр, читали курс лекций по методам пропаганды. Но преподаватель, сухонький старичок, полковник в отставке, откровенно признался, что учебники устарели. Мир вступил в эпоху компьютеров и сетевых сообществ, а это в допотопных учебных пособиях никак не учитывается. Но в продаже появились хорошие книги, где вместо лобовой пропаганды говорится об увлекательных баталиях нового поколения — «информационных войнах». Впрочем, даже в книжной лавке Московского университета Чижов безуспешно искал хоть что-то похожее на «информационные войны». Зато его взгляд привлекла юная девушка с длинными, почти до пояса, светло-золотыми волосами, стянутыми на затылке в «конский хвост». Она была чересчур элегантно для советской студентки одета в черно-белое клетчатое полупальто стиля «английская леди», выигрышно украшенное объемным малиновым шарфом из натурального «мокрого шелка». Через плечо у нее была перекинута модная лакированная сумочка. Девушка изучала какую-то толстенную книгу, снятую с полки, отведенной под историю журналистики.
— Скучная книжка, — уверенно заметил Чижов.
Ему было все равно, под каким предлогом знакомиться.
Девушка подняла на него свои огромные, бирюзовые, прозрачные, как вода в весенней реке глаза, и тихо возразила:
— Но нам это задали читать к экзамену! Хотите что-то предложить взамен?
— Вот и читайте в этой книжке только то, что нужно к экзамену, — неожиданно для самого себя нагловато от зажавшего внутреннего страха, объявил Чижов.
— Вы так уверенно даете советы, будто работаете в научном совете, — презрительно заметила девушка. — А вы, собственно, откуда?
Александр замялся. Подробности своего обучения в военном институте ему разглашать запрещалось.
— Откуда? — эхом повторил он. — Вообще-то, я родом с Волги… — попробовал он уйти от конкретики.
И тут девушка неожиданно широко улыбнулась.
— С Волги? Правда? А у меня фамилия — Волгина…
Знакомство их, начинающееся красивой романтикой, оказалось непрочным. Ирис Волгиной не нравился этот молчаливый, и даже угрюмый кавалер, явно от нее что-то скрывающий. Они часами бродили по московским улицам, время от времени лакомясь мороженым. Ирис беспрерывно болтала об учебе на журфаке. Александр понимающе кивал, отмалчивался.
И хотя галантный кавалер постоянно дарил Ирис цветы, его общество начинало девушку тяготить. Отец Ирис, узнав, что ее новый друг в совершенстве владеет несколькими языками, с любопытством заметил: «Познакомь меня с ним. В наше время мало кто знает хотя бы один иностранный язык». Но капризная дочь отмахнулась: «Па, все они строят из себя героев, а на деле ломаного гроша не стоят. Подумаешь, иностранный язык! Он даже по-русски толком не говорит. Молчит целыми часами. А еще журналиста из себя строит! Тоже мне, Штирлиц нашелся!» — «Но может, это и к лучшему, что Саша думает о том, что говорит, а не говорит, что думает?» — не унимался глава семьи, и тут же получил в ответ убийственный аргумент дочери, о том что Чижов — маленького роста и с азиатским разрезом глаз, с таким парнем по улицам ходить стыдно.
И тут Александр как раз был срочно вызван для работы в Афганистан. И белокурая красавица Ирис о нем немедленно забыла. Она была увлечена ярким и артистичным ловеласом, высоким белокурым поэтом-диссидентом Сергеем Алмазовым. Благодаря его не утихающей хвастливой трескотне, Ирис окончательно выбросила Чижова из головы.
Боль стала нестерпимой, и Александр Чижов, шатаясь, поднялся с больничной койки. Проржавелый пружинный матрас жалобно прозвенел. Голова кружилась, перед глазами плыли маслянистые желто-розовые пятна, тошнота волнами подходила к горлу, и холодные капли пота катились со лба на глаза и щеки.
Чижов заставил себя преодолеть несколько метров по больничному коридору. Везде был разлит едкий запах хлорамина, от которого хотелось бежать, но бежать было некуда. Медбрат в зеленом халате, шапочке и резиновых перчатках быстро шел по коридору, зажав в руках железный стояк для капельницы. Чижов, у которого от едкого хлорамина начался кашель, решил выйти на крыльцо, подышать свежим воздухом.
На него дыхнуло, словно из раскаленной печи. Солнце вошло в зенит, и вся живность афганской степи попряталась в свои норы. Вертолет «Ми-6» куда-то улетел, но вместо него в небе замаячил пузатый грузовой самолет «Ан-12». «Что-то нам привезли. Сейчас будут с парашютами сбрасывать», — мелькнуло в голове у Александра. Он бессильно сел на крыльцо, представив, как сейчас из брюха «Ан-12» начнут вываливаться тяжелые контейнеры на самораскрывающихся парашютах.