Роберт и Петр вышли ему навстречу. В двух шагах от них северянин останавился, сложил руки на груди и склонил голову:
— Салам-алейкум; — сказал он и повторил по-английски: — Добро пожаловать! Я благодарю аллаха за то, что он послал нам гостей.
Затем он отступил чуть-чуть назад, чуть-чуть вбок, давая дорогу, и сделал рукой приглашающий жест.
Циновка у входа в хижину опять колыхнулась, пропуская мальчика, вышедшего с ослепительно горящей карбидной лампой.
— Прошу, джентльмены, — поклонился северянин. — Дом малама Бухари — ваш дом.
Внутри хижина оказалась довольно просторной, так как мебели в ней не было почти никакой. У стен лежало с полдюжины кожаных подушек, расшитых яркими красными, желтыми и зелеными узорами. У входа — несколько циновок из джута.
Хозяин взял из рук мальчика фонарь и повесил его на крюк, свисавший на цепи из-под высокого купола.
— Эта комната для приема гостей, — шепнул Роберт Петру, когда они усаживались на кожаные подушки, с которых хозяин заботливо стер пыль широким рукавом своего белого одеяния. — Дальше чужих не пускают.
Робет кивнул еще на одну дверь, с противоположной стороны, завешанную белым верблюжьим пологом, украшенным орнаментом из коричневой шерсти.
Опять появился мальчик. На этот раз у него в руках был небольшой серебряный поднос, покрытый замысловатой чеканкой. На подносе лежало несколько орехов кола, среди них два или три белых.
Петр знал, что это означало: их принимали с особым уважением. Гости взяли по ореху, разломили их и стали жевать. Орехи были свежими, терпкими, вяжущими но Петр стойко продолжал жевать — таков был обычай.
Мальчик опять ушел и опять появился. На этот раз с подносом, уставленным бутылками кока-колы и пива, высокими стаканами с рекламой пива «Стар».
Малам Бухари радушно предложил выбрать каждому по вкусу. Себе он взял кока-колу, а когда остальные получили по стакану пива, подал мальчику знак поставить поднос на невесть откуда появившийся резной столик из красного дерева и удалиться.
Затем он принялся расспрашивать гостей о дороге, о том, как они ее перенесли.
Он жадно пил кока-колу, хотя и старался скрыть это.
«Им же сейчас нельзя ни есть, ни пить — от восхода солнца до заката», — вспомнил Петр и про себя улыбнулся: интересно, смог бы он сам соблюдать такой пост, да еще целый месяц, как это было здесь!
А Гоке между тем, воспользовавшись маленькой паузой в вопросах хозяина, принялся излагать цель их визита. Иногда он переходил с английского на местный язык, и тогда хозяин чуть приподнимал руку:
— Батуре не понимают нашего языка. И Гоке опять переходил на английский.
Он говорил, что его друзья — ученые из университета в Луисе, что ни занимаются изучением истории Гвиании и приехали сюда, чтобы найти людей, бывших свидетелями смерти капитана Мак-Грегора.
Петр ожидал, что малам Бухари при эти словах насторожится, но тот спокойно и величественно кивал в такт словам Гоке.
Петр знал, что на местном языке «малам» означает «учитель», «ученый». И Гоке тоже упирал на это: малам Бухари должен помочь «малам батуре» — «белым ученым»: ведь малам всегда помогает маламу.
Хозяин при этом улыбнулся.
— Неужели вы думаете, что я не помог бы им, если бы мог, конечно, и если бы они даже не были маламами? — с иронией спросил он на отличном английском языке.
Он крикнул что-то на местном наречии, и опять из внутренней двери, откинув полог, появился все тот же мальчик.
— Отведешь этих джентльменов к почтенному Атари, — сказал малам Бухари по-английски мальчику и положил руку на его круглую голову.
— Йес сэр, — ответил мальчуган. — К почтенному Атари, главе чеканщиков.
— Мой сын! — хозяин с гордостью обвел гостей потеплевшим взглядом. — Наследник рода Бухари.
Он остановил взгляд на Гоке, и его суровое лицо смягчилось:
— Это твоя сестра подарила мне наследника. Кровь Юга и кровь Севера смешались, и произошло чудо.
Гоке уже был на ногах и держал племянника за руку.
В машине мальчишка привычно уселся на переднем сиденье. И сейчас же принялся трещать без умолку.
Он тут же рассказал, что подрался в школе как раз накануне поста и что только пост спас его от отцовской порки. Затем он принялся расхваливать достоинства «пежо» и объявил, что тоже купит себе такую же машину, как только вырастет.
Гоке пришлось отвечать ему и почему «спутники» летают без крыльев, и почему отец называет его «красным», и сколько дней нужно ехать на машине, чтобы приехать в Лондон.
Мальчишка еле успевал указывать дорогу в лабиринте городских улочек. А когда Гоке принялся вытаскивать из кармана подарки — карандаш-фонарик, два автомобильчика размером со спичечный коробок, дешевую авторучку и полицейский свисток, — то Роберту и вовсе пришлось остановить машину.
— Скоро мы доберемся до дома Атари? — нетерпеливо спросил он.
— Как? — удивился мальчишка. — Вы действительно не знаете, где дом почтенного Атари? Старшины чеканщиков? Это же совсем рядом. Вот послушайте… Тсссс…
И он прижал палец к губам, призывая к тишине.
Сначала ничего не было слышно, лишь стрекот цикад, нарушаемый доносящимся откуда-то ленивым собачьим лаем. Потом собаке стало окончательно лень лаять, она разок-другой звучно зевнула и замолкла.
И через секунду Петр различал странную ритмическую мелодию. Будто сотни маленьких молоточков стучали по звонкому металлу — то вместе, то врозь, то сильнее, то тише. Они стучали то реже, то чаще, то весело, то грустно.
— Как подземные гномы, — тихо сказал Роберт.
— Нет, — отозвался мальчишка. — У нас здесь гномов не бывает. Это начали работать чеканщики.
ГЛАВА 19
Да, это работали знаменитые чеканщики Бинды. Еще в Москве, читая книги о Гвиании, Петр узнал об их чудесном мастерстве. Из поколения в поколение передавали они секреты выплавки бронзы и серебра. И узорчатые чаши, кувшины, блюда, подносы шли отсюда по всей Западной Африке вместе со стеклянными бусами, которые делались здесь же другим знаменитым цехом — мастерами стекла.
И те и другие жили на дальней окраине Бинды: издавна повелось уж так, что их считали колдунами, которым помогают духи огня, гор и железа.
В кромешной тьме «пежо» въехал на крохотную площадку, окруженную силуэтами круглых островерхих хижин.
Роберт выключил двигатель, и сейчас же на Петра обрушился гулкий, сплошной звон молоточков. Ночь звенела ими, заглушая все остальные звуки. И лишь погас свет фар, как Петр увидел, что из всех хижин исходит слабое багровое мерцание, что каждая хижина опоясана кольцом небольших круглых отверстий, сквозь которые проходил слабый свет.
— Что это? — спросил он Гоке.
— Кузницы.
— А эти отверстия?
— Это чтобы выходил дым и была воздушная тяга.
Гоке вынул из кармана длинный фонарь. Луч фонаря уперся в деревянную дверь, выкрашенную зеленой краской и закрытую на наружный замок — большой, тяжелый, явно местной работы.
Затем луч пошел вправо, влево, вверх, вниз… Он словно нарисовал на черном холсте небольшой дом — дом, а не хижину — с парой квадратных окон.
— Здесь? — спросил Гоке племянника.
Мальчишка весело кивнул и исчез в узком проходе между двумя глиняными хижинами:
— Я сейчас!
Гоке обернулся к своим спутникам:
— Только надо будет у них что-нибудь купить.
— Конечно! — воскликнул Петр. — Быть в Бинде — и ничего не купить…
— К тому же здесь все дешевле раз в пять, чем в Луисе, — усмехнулся Роберт. — Я знаю людей, которые каждый раз, проезжая в этих краях, делают хороший бизнес.
Гоке кивнул:
— Мы все думаем, как нам организовать здесь профсоюз. Этих людей грабят скупщики. Ведь почти никто из них никогда не выезжал дальше Бамуанги. Профсоюз мог бы защитить их!
В проходе между хижинами, там, куда юркнул их маленький проводник, мелькнул огонек. Он быстро приближался.
Гоке поднял фонарь, и круглый столб света уперся в высокого, крепкого старика в белом, несущего в руке маленькую коптилку, сделанную из консервной банки.